Они выехали к бело-голубым старейшим корпусам Университета; слева остался насквозь светящийся сказочно-белый парк, где каждая веточка была опушена хрупкими иглами инея; сновали машины; люди шли по делам; пестрели афишные тумбы; крутились рекламные фонари над корейской закусочной; мелькнула хохочущая ватага студентов; рокеры в кожаных куртках спокойно препирались на углу — или дружески взаимничали? — с полицейским в белых ремнях; усатый дед торговал брошюрами под плакатом «ГРЯДЕТ КОНЕЦ СВЕТА», а рядом похожий на викинга парень в косматой куртке целовался с рыжей девчонкой, — все как всегда, никому невдомек, чем занимался почтенный профессор Вааль минувшей ночью на кладбище, и никто не знает, что исчезнувшая с этих улиц три года назад Марсель едет к Фельтенову мосту на «Коне Дьявола», и в руках у нее банка из-под мастики, а из банки тянется носом и скребется мышка, ожившая не по законам природы. Солнышко, волшебный белый парк сияет и искрится, легкий мороз — как раз такой, чтобы греться, целуясь, — и вдруг — выходцы из могил! «Что вы, полноте… ночь была на редкость мерзкая, машины „неотложки“ не успевали передохнуть на базах, но, слава богу, к четырем часам погода образумилась, вошла в колею, можно только радоваться и надеяться, что на Рождество не наползет с Атлантики циклон со шквальными ветрами, а будет вот так же светло и прозрачно, как сегодня, в эту пятницу».

Все было бы ничего, если бы не тот трескучий сиреневый свет, куполом накрывший мышку.

«Я сплю, вижу сон, — Марсель жадно вглядывалась в знакомые с детства дома. — Это сказка, фантастика. Что же? люди тысячи лет страдали, умирали, а задача решалась проще простого — заряд, какая-то сила, которую можно передавать прикосновением. Или — магия, черное колдовство? Или колдуны и ученые грызлись, знать друг друга не хотели, но с разных сторон шли к чему-то общему, одни — чарами и заклинаниями, другие — электроникой?.. Раньше бы им сойтись! и одним отречься от того, что нами правят звезды и духи, а другим понять, что не всем можно управлять человеческой волей, к чему-то надо и приноровиться, приспособиться. И окажется, что миром владеют единые законы, не всевышняя сила, нет, а сложные правила, перед которыми наши магия и наука — детский лепет, а единая теория поля — азбука для дошколят. То же мне — термоядерщики! халдейские маги! наверное, человек сможет больше и куда больше…»

Марсель невольно представила забавную сцену — инженер в тунике и митре, с радиометром в одной руке и священным мечом в другой, входит в магический круг и торжественно говорит: — «Заклинаю тебя, термоядерная реакция, именами Вельзевула, Самаэля, Асмодея и Белиала, чтобы дейтерий слился с дейтерием так же, как соединены Огонь и Воздух…»

«Конь» проехал Фельтенов мост и свернул к Скорбным воротам.

— Мне в Мунхит, — спохватилась напомнить Марсель.

— Вижу, вы не спешите, — Клейн не то спросил, не то констатировал.

— Не очень спешу.

— И мы, знаете, тоже. «Конь» сегодня ваш. Можем и к морю съездить; до Кольберка два часа езды.

— Профессор просил не выезжать из города…

— Э, — улыбнулся Аник, — вы, простите, плохо его слушали. Шеф говорит всегда по-аптекарски точно, его надо внимательно слушать. Ведь есть разница между «уезжать» и «выезжать»?

— А… да! он сказал «уезжать»… кажется.

— Смотрите сами, куда ехать. — Аник включил музыку в салоне, чтобы скрыть свое любопытство. — Считайте, что вы за рулем.

— Давайте просто покатаемся.

— Идет! Только напоим «Коня».

Марсель устроилась в удобном кресле и дразнила мышку кисточкой шарфа; кондиционер веял на нее теплом, динамики пели ей песню. Она по-прежнему не очень доверяла доброжелательным спутникам, но странно — недоверие это претило ей самой. Их откровенность подкупала, манеры были естественны, и слаженный дуэт не казался наигранным; похоже было, что они впрямь притерты друг к другу давным-давно. Аник для нее своим зарядом оживил мышку, ему это было трудно и неприятно. Они предложили ей любую помощь по первому зову — кто еще поступил бы так? — но именно эта щедрость ее и отпугивала. Они явно хотели сойтись с ней поближе, а вышло, что она хотела и дальше оставаться неприступной. Повременить, проследить за ними — никакую ложь нельзя долго скрывать, они могут выдать себя; для нее многое оставалось непонятным, она должна была разобраться в том, что случилось, и боялась, что ее обманут, скроют что-то важное. Она нетерпеливо стремилась стать на равных с ними, посвященными в секреты Вааля — о, если бы!.. — потому что нелегко было держаться дальше, чем на вытянутую руку от них, и не чувствовать опоры на земле, которая однажды уже разверзлась и поглотила ее.

— А скажите, Клейн, — спросила Марсель, забавляясь с мышкой, — что такое этот заряд, если не секрет? Как это получается?

— Сложный вопрос для меня, — не сразу ответил Клейн. — В этом деле я человек случайный и до смерти никакой наукой не занимался. Не знаю, устроит ли вас, если Аник или я примемся объяснять на пальцах то, что трудно было бы втолковать целому научному обществу.

— Вполне устроит. Как вы расскажете, так я и пойму.

— Что же, извольте. Так вот, всякое существо имеет измеримый потенциал…

— …нечто вроде возможности прожить жизнь от и до, — вставил Аник, поскольку Клейн говорил размеренно, как бы нарочно оставляя ему паузы для уточнений.

— У каждого вида потенциал свой, у человека тоже; меньше нормы он у уродов и больных с рождения. Болезни — если они не врожденные — в общем-то мало его изменяют.

— …но если упорно губить свое здоровье, можно лишиться его раньше срока. Что частенько и бывает. Называется — смерть от износа или дряхлости, что одно и то же.

— Заряд же, — продолжал Клейн, глядя на убегающую аллею, — это другое. Это искусственный потенциал, введенный извне. Хотя, пожалуй, по сути они схожи, только потенциал не бывает без тела.

— Заряд можно впрыснуть, — Аник небрежным жестом показал, как делает себе укол, — если есть, во что. Сам по себе он не существует, а появляется при передаче и держится в теле… даже наоборот — он держит тело живым, а не оно его.

— И вы, — добрей, чем прежде, поглядела на него Марсель, — отдали мышке свой заряд?

— Лишь маленькую часть, мизер.

— А большая часть — КАКАЯ она?

— Между собой, — поспешил вмешаться Клейн, чувствуя, как разговор вступает на опасный путь, — мы можем делиться зарядом, и с мертвыми — тоже, а вот потенциалом делиться невозможно…

«Если тебя не зовут Герц Вааль», — подумал Аник.

— Заряд вырабатывается особой машиной. Мы называем ее «инкарнатор», что значит — воплотитель, потому что он возвращает не только жизнь, но и внешний вид…

— …реконструирует тело таким, каким его застала смерть.

— Вместе с болезнями?

— Болезни часто бывают от внешних причин. Причина исчезает вместе с жизнью. Поэтому сейчас вы здоровы. Остаются иногда следы — не знаю почему, — у меня, скажем, были шрамы, меня мертвого объели собаки; у Аника были следы от пуль, но это проходит со временем.