— Джо, — сказал Апостос, — тебе придется сообщить Элле, что случилось с Гленом. Понимаешь, да?

— Я всю обратную дорогу только об этом и думаю, — сказал Джо.

Управляемый автоматами, корабль завис над посадочным столом.

— А кроме того, — сказал Джо, — я должен информировать Объединение о том, что произошло. А они нам вставят хороший фитиль — за то, что дали заманить себя на бойню, как бараны.

— Но ведь Объединение — наш друг, — сказал Сэмми Мэндо.

— После такой параши у нас не останется никаких друзей, — сказал Эл Хэммонд.

Весь в квадратиках солнечных батарей, грузовичок-трансформер с надписью «МОРАТОРИУМ ВОЗЛЮБЛЕННЫХ СОБРАТЬЕВ» ждал у края посадочного стола. Рядом стоял чем-то напоминающий жука человечек в континентальном одеянии: твидовой тоге, мокасинах, малиновом шарфе и пурпурном летном шлеме времен «этажерок». Владелец мораториума увидел Джо и мелкими шажками побежал ему навстречу, еще издали протягивая обтянутую перчаткой руку.

— Судя по всему, вы возвращаетесь не из увеселительной прогулки, — сказал фон Фогельзанг, пожимая Джо руку. — Мои люди могут начинать?

— Да, — сказал Джо. — Идите на борт и забирайте его…

Сунув руки в карманы, он побрел в сторону кафетерия. На душе было гадко. Опять все как обычно, подумал он. Мы снова на Земле. Холлис нас не прикончил — и мы счастливы. Лунная экспедиция, ловушка, кошмары и ужасы — все в прошлом. Начинается новая фаза — и мы ни при чем…

— Пять центов, пожалуйста, — сказала дверь кафетерия.

Джо подождал, пока из кафе не выйдет сидевшая там парочка, и ловко проскочил мимо них. Нашел свободное место, сел, облокотившись о стойку, и принялся изучать меню.

— Кофе, — сказал он наконец.

— Со сливками или с сахаром? — спросил автомат.

— И с тем и с другим.

В маленьком окошечке появилась чашечка кофе, два бумажных пакетика с сахаром и похожий на колбу молочник. Все это двинулось по стойке и остановилось напротив Джо.

— С вас один международный поскред, — сказал автомат.

— Отправьте счет Глену Рансайтеру в Нью-Йорк, — сказал Джо.

— Воспользуйтесь кредитной карточкой, — сказал автомат.

— Мне уже пять лет не позволяют пользоваться кредитными карточками, пока я не расплачусь за…

— Один поскред, пожалуйста, — сказал автомат и начал зловеще тикать. — Иначе через десять секунд я вызову полицию.

Джо бросил монету в прорезь. Тиканье смолкло.

— Такие клиенты нам не нужны, — заявил автомат.

— В один прекрасный день такие, как я, восстанут и свергнут иго машин, — зло сказал Джо. — Тогда вернутся нормальные отношения, вернется теплота, и человеку, прошедшему через черт знает что, дадут чашку кофе независимо от того, есть у него наготове поскред или нет. — Он взял молочник и брезгливо заглянул в него: — И вообще, ваши сливки, или молоко, или что вы туда налили — прокисли.

Автомат не ответил.

— Вы намерены что-нибудь делать? Вы были так многословны, когда хотели получить поскред.

Платная дверь кафетерия открылась и пропустила Эла Хэммонда. Он подошел и сел рядом.

— Эти ребята уже перенесли Рансайтера в свой трансформер. Они спрашивают, не поедешь ли ты с ними?

— Посмотри на это, — Джо встряхнул молочник; жидкость, бывшая в нем, прилипла к стенкам густыми комочками. — А я заказывал сливки. Вот что получаешь за поскред в кафетерии самого современного космопорта Земли. Я не уйду, пока не получу обратно свой поскред или нормальные сливки. Я хочу кофе.

Эл Хэммонд положил руку на плечо Джо и внимательно всмотрелся в его лицо.

— Что происходит, Джо?

— Сначала эта сигарета, — принялся перечислять Джо, — потом старая телефонная книга, теперь — сливки недельной давности… Я не понимаю, Эл.

— Выпей без сливок — сказал Эл — и пойдем проводим Рансайтера. Остальные наши пока побудут на корабле. А потом обратимся в ближайшее бюро Объединения и дадим им полный отчет.

Джо поднял чашечку: кофе был холодный, мерзкий, и то, что сначала казалось пеной, оказалось плесенью. С отвращением он оттолкнул чашку. Да что же такое делается? — растерянно подумал он. Что со мной происходит? Внезапно ему стало страшно.

— Забудь ты об этом кофе, — сказал Эл. — Пойдем же. Нужно, чтобы Рансайтера…

— Знаешь, кто дал мне этот поскред? — сказал Джо. — Пат Конли. И я сразу сделал с ним то, что обычно делаю с деньгами: потратил на ерунду. На чашку прошлогоднего кофе. — Под дружеским нажимом руки Эла он встал и направился к двери. — Может быть, съездишь со мной? Поможешь? Особенно при разговоре с Эллой. Как ей объяснить? Валить все на Глена? Сказать, что это была его идея — лететь на Луну? Так ведь это правда… А может, соврать — сказать, что была авария или что он умер своей смертью…

— Через какое-то время Рансайтер сможет общаться с ней, — сказал Эл. — И сам расскажет ей все.

— Так, может быть, подождем — пусть он сам ей все и расскажет? — предложил Джо, направляясь к трансформеру. — Почему нет? Он сам решил, что нам надо лететь на Луну, — вот пусть сам все ей и рассказывает. Он умеет с ней разговаривать. Он привык.

Вместе с Элом они вошли в кабину трансформера. За пультом управления сидел фон Фогельзанг.

— Вы готовы, джентльмены? — спросил он. — Тогда мы отправляемся в траурное путешествие к месту вечного упокоения мистера Рансайтера…

Джо издал невнятный звук и уставился в окно. Там были только инженерные сооружения космопорта.

— Снимайтесь, — сказал Эл.

Трансформер оторвался от земли. Владелец мораториума вдавил на пульте клавишу, и полились звуки «Торжественной мессы» Бетховена. «Agnus dei, — снова и снова повторяли голоса, — qui tollis peccata mundi…» Звуки симфонического оркестра электронных инструментов наполняли кабину.

— А ты знаешь, что Тосканини частенько подпевал, когда дирижировал при исполнении опер? — спросил Джо. — И в записи «Травиаты» его голос слышен, когда исполняют арию Виолетты в первом акте?

— Никогда не знал этого — сказал Эл. Он смотрел вниз на аккуратные кварталы Цюриха. Джо поймал себя на том, что и сам не может оторвать глаз от проплывающих внизу крыш.

— Libera me, Domine, — сказал он.

— Что это значит?

— Это значит: помилуй меня, Господи. Ты что, не знал? Я думал, это все знают.

— А что это тебе пришло в голову?

— Проклятая музыка. Выключите ее, — сказал он фон Фогельзангу. — Рансайтер все равно ничего не слышит. Слышу только я, а мне не хочется ее слушать. Тебе тоже, наверное, не хочется, а? — спросил он Хэммонда.