Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видно, что она и сама прекрасно знала ответ на этот вопрос. СМИ не врали.
После моего «грандиозного выступления» на чемпионате мира, я полностью закрылась от окружающего мира. Сменила номер, не выходила на контакт, забыла о всех, кто когда-то был частью моей жизни. Забыла почти всех.
Единственным моим ориентиром в тот момент была мама. Она заменила мне всё в этом сером существовании — друзей и врагов, пищу и воду, солнце и луну. Она стала моим воздухом. И за это я ей безумно благодарна. Она была тем самым человеком, которому, в тот злополучный день, Славянская передала моё уставшее тело и потерянный разум.
И лишь только матери я смогла рассказать причину своего поступка, который так сильно шокировал индустрию спорта в прошлом и который Ирина Владимировна Славянская осознала без моих оправданий.
В тот день мама привезла меня в нашу старую квартиру, оставив, сидящей на диване, в гордом одиночестве.
Тогда мне показалось, что перед её приходом прошло около двух суток, из-за чего потом я наговорила её кучу гадостей. Но тот день чётко отпечатался в моей памяти, поэтому сейчас я ещё больше виню себя в своей хладнокровности.
Мамы не стало примерно год назад, тогда-то я впервые и попала на то кладбище.
Возможно, оставить меня в те минуты в одиночестве даже на несколько минут — было не лучшим решением с её стороны, но винить её я не могу. Она делала всё, что было в её силах.
На самом деле, в тот момент я нуждалась в спокойствии, и она обеспечила меня им.
Такое ощущение, что я находилась где угодно, но не в нашей старой квартирке.
Я не могла думать, не понимала почему всё так обернулось, из-за чего в моей жизни не может быть счастливых концов. Именно тогда одиночество стало моим спутником, тогда я ощущала его как никогда.
Но я была безумно благодарна своей спортивной выдержке.
Никаких эмоций, полное хладнокровие. Только вот ясность ума — отсутствовала.
С того момента прошло уже десять лет. Целых десять лет.
Годы поиска себя. Годы, в которые я попыталась забыться в алкоголе, мужчинах и странных помутнениях.
Я даже вспомнила о своём давнем увлечении. О всех тех историях, которые мечтала изложить на бумаге. Но сказочные миры больше не казались сказочными, не было сил для написания чего-то хорошего.
Поэтому я обратилась в поэзию. Именно тогда я написала первое стихотворение, которому дала самое странное название.
«Семнадцатое ноль восьмое»
Я заглушаю душу алкоголем
И забываюсь в вечности в момент.
Последний вздох. На это моя воля,
Однако вечности не вижу я во век.
Она повёрнута ко мне спиною.
Я ей не нужен. Бурчит она в ответ.
Её коса опущена рекою,
А я теперь опустошён на век.
Я ожидал теплейшей встречи,
Её — мою родную мать.
И хоть костлявую, сырую,
Но заставляющую жизни вкус понять.
Она моё проклятье и наркотик,
Она — ожесточённая борьба,
Она во огонь заводит
И поднимает в небеса.
Мой горизонт, моя отвага,
Услада для моих ушей.
Она как наживая рана —
жестокая и тихая…
Поверь.
Именно так выглядело начало моего творческого пути. Что стало сюрпризом и для меня, так это лицо повествования. Я писала от мужского лица. Своеобразная отсылка. Глупая и смешная, но отягощающая и постоянно напоминающая. Но дело не в этом.
Я назначила день. Тогда это казалось неизбежным. Но сейчас я здесь, а значит — я справилась (на удивление).
Наверное, можно сказать себе спасибо за то, что до последнего сохраняла спокойствие. Оно не давало мне передумать. Однако, жизнь не стоит на месте. Что-то происходит, даже если ты этого совсем не хочешь. После того как мама сделала последний вздох, я будто выползла из кокона. Встреча на кладбище, иногда преследует меня по ночам, но она изменила меня. Он изменил меня.
— Не ожидал тебя здесь увидеть….
— Я сама не думала, что когда-то появлюсь здесь.
— Ты похудела, очень сильно.
— Я практически перестала есть. Ничего кроме гречки организм не принимает. А сейчас… — Я задержала дыхание. — Вообще не вижу смысла во всём этом.
— Тогда чем это отличается от нашего армейского детства в Академии? — Он похлопал себя по плечу, намекая, что я могу воспользоваться его дружеской помощью и поддержкой. Я не отказалась. Просто уткнулась в его серую рубашку и заплакала.
— Я знаю каково это, поверь мне, Мороз…
И теперь я с уверенностью могу сказать, что даже самое пустое существование, потихоньку начинает обретать смысл.
Но десять лет. А я до сих пор вздрагиваю при упоминании это дня. И каждый раз прогоняю его в памяти.
***
Такое ощущение, что я впала кому.
Ирина Владимировна кое-как натянула на меня спортивный костюм (прямо поверх платья) и повела по заполненным коридорам.
Здесь слишком шумно, слишком много людей. Голова сейчас просто лопнет от такого количества информации.
Я всегда доверяла Славянской, но сейчас она делает что-то совершенно ей несвойственное.
Она не кричит. Не настаивает. Она меня уводит. Узнай бы я об этом в свои десять лет, то не смогла бы сдержать смех.
Я вижу их лица. Они (также, как и я) не понимают, что происходит. Кто-то что-то спрашивает, кто-то пытается разобраться в ситуации, а Ирина Владимировна всё ещё тащит меня по коридорам через нескончаемую толпу.
Не могу оторвать взгляд от пола. Ощущение, что он и теперь навсегда останется неподвижным.
Пытаюсь освободиться от руки Славянской, но она вцепилась в меня мёртвой хваткой.
— Вещи. Коньки, — я пробую развернуться и пойти в другую сторону, но эта маленькая женщина оказывается в два раза сильнее меня. Удивительно, раньше я не замечала её силы. А возможно, просто это я сейчас слабее, чем когда-либо. — Сумка осталась в раздевалке.
— Забудь! — рявкнула Ирина Владимировна. — Русаков со всем разберётся. Пойдём.
— Но куда? Там судьи, зрители, — я замешкалась. — Там я.
Она резко остановилась и посмотрела на меня взглядом, который был наполнен тревогой и опаской.
— Что ты только что сморозила, Мороз?
— Я осталась там. Мне надо туда вернуться.
Я не оставляю попыток высвободиться из хватки старшего тренера.
— Каролина, послушай меня, она перехватила моё ослабевшее запястье. — Ты тут. Там сейчас ничего нет. Тебе нужно домой. Я прекрасно знаю, чем заканчивается такое состояние. И поверь, я не хочу, чтобы ты разбила свою голову об лёд.
И я знала, чем заканчивалось такое состояние. А точнее — я знала, что