Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты исчезла из их поля зрения на целую ночь.
– Я не в состоянии обмануть современные системы слежения и твою маниакальную заботу о моей безопасности, – рассмеялась молодая женщина.
– Мы оба знаем, что ты умеешь обходить систему безопасности, – улыбнулся Феллер. Но улыбнулся делано, лишь раздвинув губы, после чего спросил: – Видела его?
И чарующий туман стал стремительно рассеиваться. Как будто прохладный ветер с океана уносил его прочь, разрывая на призрачные куски.
– Да, видела, – ответила Эрна.
Ответила и отвернулась. Она прекрасно управляла своим лицом, чтобы допустить на него ненужные чувства, но не хотела смотреть на отца. Эрна надеялась, что Б.Б. услышит намек в ее тоне и прекратит расспросы, но тот не остановился.
– И что?
– Ничего.
– Ты с ним была в ту ночь?
– Отец! – Она не собиралась говорить ни «да», ни «нет», она показала, что в своих расспросах он заходит слишком далеко.
И Феллер услышал намек.
Вздрогнул, потер лоб, словно вырываясь из секундного забытья, из наваждения, заставившего его задавать дочери унизительные вопросы, и очень искренне произнес:
– Пожалуйста, извини, я не должен был спрашивать. Я… я немного горячусь, когда разговор заходит… В этом направлении… Ты знаешь.
– Знаю, – ровно подтвердила Эрна. – А ты знаешь, что я не злюсь. Я не умею на тебя злиться. – Она выдержала короткую паузу и закончила: – Что бы ты ни сделал.
То был не удар, но укол, правда – в самое сердце. И сердце Феллера заныло.
– Я не должен был ни о чем спрашивать, – повторил он, с тоской понимая, что их чудесный разговор безнадежно испорчен и нужно идти в дом, а в гостиной… в большой гостиной они будут сидеть в пяти ярдах друг от друга и говорить ни о чем. В лучшем случае – о делах.
Феллер думал, что хуже не будет, но через секунду дочь неожиданно попросила:
– Прости его.
И сердце Б.Б. сжалось.
– Эрна?! – он сделал вид, что удивлен.
– Я знаю, что мы договорились не возвращаться к этой теме, – торопливо, пока отец не попросил замолчать, проговорила женщина. – Я знаю, что нарушаю слово, но не могу… Я не могу! Пожалуйста, прости его.
– В моем сердце нет зла.
– Мы оба знаем, что это не так.
– Он сумасшедший, – попытался отмахнуться Б.Б., но не получилось.
– Ты свел его с ума, – резанула Эрна.
– Он рехнулся еще при рождении!
– Но он был тихим сумасшедшим! Тихим, умным и спокойным. Он ел с моих рук, делал все, что я просила, а ты… ты решил его убить.
– Мы оба знаем, что я должен был так поступить, – прорычал Феллер. – Я никогда не прощу ему сделанного.
И так ответил на просьбу дочери.
Сейчас его сердце не болело.
Эрна подалась вперед, пронзительно посмотрела на отца и отчеканила:
– Меня все устраивало.
– А меня – нет, – яростно ответил Б.Б.
– Почему?!
– Потому что он не имел права так поступать.
– Таким было мое желание!
Несколько секунд Феллер продолжал буравить дочь взглядом, затем вновь отвернулся к океану. Но не в сентиментальной задумчивости, как несколько минут назад, а борясь со злобой.
Плох тот разговор, в котором собеседники то и дело стараются не смотреть друг на друга. Плох и печален.
– Я возвращаюсь в Нью-Йорк рано утром, – ровно произнесла Эрна. – Ты еще будешь спать.
– Я поступил так, как считал правильным, – угрюмо ответил Б.Б.
Разговор закончился. Феллер поднялся, показывая, что нужно идти в дом, Эрна последовала его примеру, но удержала отца за локоть, не позволив сделать шаг, и спросила:
– А если я скажу, что люблю его? По-настоящему люблю?
– Не рви мне душу, – попросил Б.Б.
– Люблю больше всего на свете, – продолжила Эрна, словно не услышав. – Люблю так, что кружится голова. Люблю так, что готова умереть. Люблю…
– Ты ему говорила? – спросил Б.Б., повернувшись и посмотрев дочери в глаза.
Эрна закусила губу.
Кивнула сначала, но неуверенно, потом поняла, что у нее есть шанс спасти разговор, сделать его честным, каковыми в итоге оказывались все ее разговоры с отцом, и вздохнула:
– Я хотела сказать… Но не смогла.
– Почему?
Она помолчала, а затем ответила, впервые за много лет по-настоящему напугав отца. Она сказала:
– Потому что теперь я его боюсь.
И Б.Б. Феллер похолодел.
AP: «Тревога в крупнейших аэропортах планеты!»
NBC News: «Что происходит? Все самолеты, вылетевшие сегодня днем из Хитроу, задержаны в пунктах назначения…»
BBC: «Премьер-министр заявила, что ситуация находится под контролем, однако отказалась ответить на вопрос, когда будет снята блокада самого большого терминала Хитроу…»
Deutsche Welle: «Тревогу объявили после того, как несколько пассажиров рейса Лондон – Берлин во время полета пожаловались на недомогание: высокая температура, тошнота и сильное головокружение. Командир экипажа доложил о происходящем на землю, после чего выяснилось, что аналогичные сообщения приходят со всех пассажирских самолетов, вылетевших из Хитроу в промежутке между одиннадцатью утра и часом дня по Гринвичу…»
CNN: «Все самолеты, вылетевшие сегодня днем из Лондона, блокированы в пунктах назначения. Развернуты полевые госпитали, однако ни WHO, ни GS пока не выступили с официальными разъяснениями…»
LeikaLook: «Думаю, они мертвы. Мои дроны непрерывно наблюдают за самолетом, который прилетел в JFK, и я готов поклясться, что из него не вывели ни одного пассажира. Через четыре часа карантина самолет заперли в ангаре, в который чуть раньше доставили дезинфекционное оборудование…»
* * *
Paris, quai d’Orleans
Париж?
Это Эйфелева башня, но только издали, потому что она стоит по колено в туристах. Это золотой купол гробницы великого императора и воспетый великим писателем собор. Шуршащие под ногами листья, вокзалы, переделанные в музеи, разграбленные дворцы и малюсенькая чашечка кофе за уличным столиком. Чашечка кофе, старомодная газета и новомодное курительное устройство.
Столики такие маленькие, что на них помещаются лишь чашечка кофе и блюдце с круассаном, поэтому газеты лежат на коленях. Их мало кто читает – важен сам факт: ты сидишь за столиком на тротуаре с газетой и кофе, упираешься локтем в локоть соседа и смотришь прямо перед собой.