– Передай ей наши поздравления.

– Спасибо, она будет очень рада. – И Сережкин в тех же изысканных выражениях обрисовал ситуацию.

Мама пригласила, по случаю хорошей погоды, всех своих родных и близких на дачу – отпраздновать свой юбилей. А бедного Ванечку не взяли из-за опасения простуды.

– Но мама купила мне торт. И вы понимаете, если я его скушаю один, то у меня вместо горла заболит живот.

– И поэтому ты приглашаешь к себе друзей? – уточнила мама. – Я не возражаю.

– Мы – тоже, – сказал Алешка. – Дай нам только, на всякий случай, термос с чаем и какие-нибудь бутерброды. Вдруг мы засидимся.

– Ну, термос вам ни к чему… – начала было мама. – Нагреете чай на плите…

Тут нас выручил сообразительный Полковник-3:

– Извините, но моя мама в целях безопасности не позволяет мне пользоваться газовой плитой в отсутствие взрослых.

– Ну, раз так… – Мама пожала плечами и пошла на кухню.

– А дальше? – шепотом спросил Сережкин.

– Как получится, – беспечно отмахнулся Алешка. – А торт у тебя в самом деле есть?

– Увы! – Ваня широко развел руки.

– Ладно, – Алешка был великодушен. – Мы с тобой бутербродами поделимся.

– Вы лучше меня с собой возьмите.

– Нельзя, – сказал я. – Ты нас будешь здесь страховать. А если мы к утру не вернемся, позвонишь в милицию.

После этих слов в Ваниных глазах мелькнула искорка радости. Я думаю, из-за того, что мы не берем его с собой.

В школу мы проникли без труда. Школа готовилась к празднику. Шли репетиции, украшались внутренние помещения, велся мелкий ремонт и крупная уборка.

Когда мы входили, я кинул взгляд на нашего бравого охранника. И внутренне согласился с Алешкой. Трахнуть по башке дубинкой такую тупую злую морду – одно сплошное удовольствие. Я даже немного пожалел, что был принят мой вариант операции.

Мы пошлялись с Алешкой по школе, кому-то немного помогли, кому-то здорово помешали и постепенно стали смещаться в сторону спортзала. Там как раз занимались уборкой семиклассники. Дружно и весело. После их уборки в зале не помешал бы капитальный ремонт.

Но вот они угомонились, уложили баскетбольные мячи в ящик, закрыли форточки и ушли. И вслед за ними вся школа стала постепенно затихать. Все реже слышались голоса, все тише топот, все меньше хлопали двери.

Все – тишина! Только слышно, как в вестибюле звенит ключами охранник. Мы зашли в спортзал и улеглись в уголке на маты, которые надежно были закрыты от глаз посторонних за гимнастическим конем и составленными барьерами для прыжков.

– Как думаешь, Лех, – спросил я, – Сережкин не подведет?

– Нет, – ответил Алешка уверенно. – Он очень вежливый и обязательный. Все сделает.

А сделать Сережкин должен был довольно простую, но опасную вещь. Позвонить около двенадцати часов нам домой и вежливо объяснить, что мы очень здорово проводим время, едим торт, пьем чай из термоса и гоняем приставку.

– А можно, скажет он жалобно, Дима и Алеша у меня переночуют? А то я что-то после ангины, которую очень тяжело перенес, боюсь оставаться дома один. Особенно ночью.

А наша мама ответит:

– Конечно, Ванечка! Только передай им, чтобы в семь утра они были дома.

В спортзале, как и во всей школе, было тихо. Только внутри кожаного, заплатанного коня скреблась мышка – наверное, ладила себе гнездышко. Хорошее место, однако, выбрала. Спокойное такое. Этому бедному коню на каждом уроке достается.

На улице зажглись фонари, на стену легли тени деревьев – они шевелились, будто о чем-то перешептывались.

И среди этой тишины послышался сначала тихий говор, затем чьи-то шаги. Они становились все громче. Потому что приближались к нам. Мы затаились. Даже мышка внутри коня затихла, притаилась.

Дверь в спортзал распахнулась. Вспыхнул свет. Вошел Саша Волчков. Подошел к коню, присел на корточки, достал что-то из кармана и это «что-то» сунул коню в брюхо.

Погасил свет, вышел, крикнул:

– Костя! Я пошел!

– Иду! – послышалось в ответ.

Шаги Волчкова затихли, а шаги охранника Кости приблизились, замерли у двери.

Послышался щелчок – и шаги снова зазвучали, постепенно удаляясь. Пока совсем не затихли.

– Не слабо! – шепнул Алешка.

Я подбежал к двери, подергал. Точно – нас заперли на ключ!..

Моя первая (признаюсь, паническая) мысль: как выбраться?

Алешкина мысль – что там, в этом старом добром коне?

Я поэтому продолжал дергать дверь, а Лешка уже ковырялся в дырявом брюхе коня.

– Дим, да брось ты ее! – это он про запертую дверь. – Иди сюда! Я что-то нашел!

В брюхе коня была дырка, прикрытая немного отставшей заплаткой. Алешка вытащил оттуда какой-то крохотный пузырек. Я бы даже сказал – небольшую пробирку, заткнутую обрезанным ластиком. В пробирке плескалась прозрачная жидкость.

– Как думаешь, – спросил Алешка, – это что?

– Откуда я знаю! – Я взял у него флакончик, рассмотрел.

Жидкость как жидкость. Будто обыкновенная вода. И, кстати, капелька ее стекала по внешней поверхности флакончика – самодельная пробка была недостаточно плотной.

Вдруг из брюха коня что-то легко и мягко шлепнулось на пол. Это была мышка. Она лежала на спинке, зажмурив глазки и подергивая лапками и хвостиком. Алешка поднял ее, положил на ладонь, рассмотрел и заявил, как доктор Айболит:

– Она спит, Дим. – В этом Алешке можно верить безусловно, он даже в мышках разбирается. – В этой пробирке – снотворное. Смотри – даже у коня сонный вид.

Ну, у этого коня уже лет пять такой вид. А насчет снотворного, похоже, Алешка прав – мы оба вдруг одновременно зевнули.

Я потуже заткнул пробочку и сунул пробирку в карман.

– Завтра маме покажем, она разберется.

Упоминание о маме вернуло нас к действительности. Что делать?

– Давай, Дим, поужинаем, – деловито предложил Алешка. – А потом что-нибудь придумаем.

Я поразился его хладнокровию. Впрочем, это понятно – не ему ведь, в конце концов, отвечать, а старшему брату.

Мы вернулись в свой уголок на маты, открыли термос и налегли на бутерброды.

– Что-то шевелится, – вдруг сказал Алешка.

– Где? – испугался я.

– В кармане. – Он запустил руку в карман и вытащил из него… мышку. Оказывается, когда я сунул в карман пробирку, Лешка тоже машинально сунул в свой карман и свою добычу. – Выспалась.