Катон и boni сумели удержать Помпея от того, чтобы он провозгласил себя диктатором. Вместо этого он стал единственным консулом – совершенно беспрецедентная магистратура. Позднее в течение года он взял себе в коллеги Квинта Корнелия Метелла Пия Сципиона Назику, чье не в меру длинное имя свидетельствовало о видных предках, что не подкреплялось какими‑либо талантами. Помпей женился на дочери Метелла Сципиона Корнелии, чтобы закрепить союз с одним из представителей аристократического истеблишмента. Порядок был восстановлен силой. Милон попал под суд, во время процесса место проведения суда окружили воины и враждебно настроенная толпа, и ему пришлось уйти в изгнание перед вынесением приговора, который неизбежно оказался бы обвинительным. Он, бесспорно, был виновен, однако едва ли этот суд, во время которого игнорировались процессуальные нормы, можно признать справедливым. При подобных же обстоятельствах осудили значительное число сторонников Клодия, и они бежали на север, чтобы укрыться в лагере Юлия Цезаря. Помпею продлили провинциальное командование, а в конце года он вновь занял это необычное положение, живя совсем рядом с городом. Иногда сенат собирался за пределами померия, так что Помпей мог участвовать в них, не слагая с себя империя и продолжая командовать своими армиями.[102]

К 51 г. до н. э. Юлий Цезарь закончил операции по очистке Галлии от неприятельских отрядов. Сомнительно, что кто‑то – кроме него самого, конечно, – ожидал увидеть в нем столь талантливого полководца. Воспользовавшись миграцией галльского племени, которое угрожало Цизальпинской Галлии, а затем и союзникам Рима, чьи владения находились дальше,[103] он начал вторгаться на все новые и новые территории, завоевав (римляне предпочитали эвфемизм «умиротворение») все земли от Атлантики на западе до Рейна на востоке. Его победы были впечатляющими и превозносились им в его ежегодно публиковавшихся отчетах, знаменитых «Записках о галльской войне», которые даже Цицерон хвалил как один из лучших образцов латинского языка. Помпея почтили десятидневными общественными молебствиями, чтобы отметить его победы на Востоке – вдвое большее число дней, в которые когда‑либо отмечались победы римского военачальника. Первые же успехи Юлия Цезаря удостоились пятнадцатидневных молебствий, а затем еще двадцати, когда он совершил рейд на неизвестный и таинственный остров Британия, а затем когда подавил восстание крупного союза племен. Римский народ получил нового героя‑полководца.[104]

Юлий Цезарь хотел вернуться из Галлии, отпраздновать триумф, а затем стать консулом на 48 г. до н. э. после десятилетнего интервала, положенного по закону для тех, кто хотел вторично домогаться консульства. Он не хотел становиться частным лицом, поскольку тогда оказался бы уязвим для судебного преследования. Некоторые его враги во всеуслышание заявляли, что привлекут его к ответственности, подобно Милону, а место проведения процесса будут окружать солдаты. Для достижения своей цели ему требовалось получить право выдвинуть свою кандидатуру in absentia, т. е. заочно. Это была незначительная уступка по сравнению с теми нарушениями правил, какие позволялись Помпею. Юлий Цезарь также хотел оставаться проконсулом, сохраняя империй до конца 49 г. до н. э., и доказывал, что имеет на это право, ибо обладает им вместе с командованием, врученным ему народным собранием. Его критики вспоминали о запугиваниях и насилиях, случавшихся во время его консулата (хотя с того времени происходили вещи и похуже), и предсказывали, что его второй срок окажется еще более бурным. Важнее другое – они понимали, что Юлий Цезарь станет уязвимым, и решили воспользоваться этой возможностью, как то имело место в конце 60‑х годов до н. э. с Помпеем.

Решающую роль играла позиция Помпея, и долгое время никто не был уверен в том, какой она окажется. Цицерон давно уже допускал, что «римского Александра» трудно понять. Постепенно появились признаки того, что чем дальше, тем больше Помпей готов был выступить против своего бывшего тестя. Он оказывал ему все меньшую поддержку. Позднейшим поколениям это казалось очевидным – как резюмировал поэт Лукан в «Поэме о гражданской войне» (I. 125–126) столетие спустя,

Цезарь не может признать кого бы то ни было первым,

Равных не терпит Помпей.

(Пер. Л. Е. Остроумова)

Лишь признав, что он нуждается в помощи и поддержке со стороны Помпея, проконсул Галлии мог обеспечить себе достойное возвращение. Когда кто‑то спросил, что Помпей сделает, если Юлий Цезарь откажется подчиняться сенату, Помпей самодовольно отвечал: «А что если мой сын захочет ударить меня палкой?» Заявления, подобные этому, вселяли бодрость во врагов Цезаря.[105]

Консулы постоянно предпринимали атаки на Юлия Цезаря, требуя его немедленного отзыва. Первый был кузеном и тезкой мужа Октавии, он стал консулом 51 г. до н. э. Сам Марцелл равным образом проявлял враждебность двоюродному деду своей жены во время консульства в 50 г. до н. э. Чтобы дать отпор этим нападкам, Цезарь потоком слал галльскую добычу в Рим, добывая себе новых сторонников, особенно среди плебейских трибунов. 1 декабря 50 г. до н. э. один из них поставил в сенате на голосование требование, чтобы Цезарь и Помпей одновременно сложили командование.[106] Только 22 сенатора проголосовали против, 370 человек, напротив, эту инициативу поддержали. Подавляющее большинство не хотело идти на риск новой гражданской войны даже при том, что они не любили Цезаря и не желали его дальнейшего усиления.[107]

Распространился слух о том, что проконсул уже вторгся в Италию. Марцелл попытался убедить сенат действовать, однако ничего не вышло из‑за вялой позиции его членов и трибунского вето. Не обращая на это внимания, он и его коллега в сопровождении друзей поспешили на виллу Помпея в Альбанских горах и вручили ему меч, призвав его защищать республику вместе со своими легионами. Помпей не выказывал нежелания поднять оружие против бывшего тестя и друга. Затем выяснилось, что слухи оказались ложными и ничего не произошло. 1 января 49 г. до н. э. консулом стал другой Марцелл, на сей раз младший брат консула 51 г. до н. э. Каждая сторона внесла свои предложения, но мало было доверия и желания идти на переговоры, в которых видели лишь проявление слабости. 7 января сенат принял senatus consultum ultimum,[108] призывая магистратов и проконсулов, находившихся близ города (очевидно, имелся в виду Помпей) сделать все необходимое для того, чтобы республика не потерпела ущерба. Марку Антонию и другому трибуну,[109] который держал сторону Юлия Цезаря, дали понять, что их безопасность отныне не гарантирована. Они бежали из города и направились на север.