Припаркованные у края улицы машины дополняли картину запущенности. Покрытые толстым слоем пыли, ржавые и помятые, они, казалось, стояли здесь целую вечность.

В воздухе витал запах жареного мяса, и у Лары побежали слюнки. Откуда-то доносился голос муэдзина. Дети на улице играли жестяной банкой в футбол. Обычный, ничем не примечательный вечер.

Лара позвонила в первую попавшуюся дверь. На пороге появилась полная, одетая в черное женщина с укрытым чадрой лицом.

— Чем вам могу помочь? — спросила она на фарси.

Лара, в жилах которой текла персидская кровь, объяснила ей. Женщина покачала головой — она никогда не видела в этом районе азиата.

В этот вечер Лара звонила еще в десятки других квартир. Но каждый, кого она спрашивала, давал один и тот же ответ.

Что это могло значить? Что азиата здесь никогда не было? Или только то, что он был знатоком своего дела, профессионалом, знавшим, как превратиться в невидимку?

Лара в нерешительности постояла на улице. Снова почувствовала дразнящий аромат жареного мяса. И решила, что за едой придумает, что ей делать дальше.

Направляясь к ресторану-закусочной на углу улицы, она не заметила, что этажом ниже ее квартиры было открыто окно. За задернутой наполовину занавеской сидел пожилой мужчина в инвалидной коляске. Он проследил, куда пошла Лара.

Порт-Судан, отель «Си-Вью»

Из номера 421, выходившего окнами на восток, в самом деле открывался прямо-таки фантастический вид на безбрежное море. Эммет Уолш стоял на балконе пятого этажа и наслаждался закатом. Пальмы и дома вдоль портовой улицы бросали темные тени на морской берег. Зато вода блестела и сверкала, словно огромная, усыпанная бриллиантами равнина.

Но Эммет Уолш, он же Брайан Фицджеральд, был уверен, что Нангала снимал этот номер не из-за идиллического вида. Должна быть другая причина. Эммет снова приложил к глазам бинокль и принялся осматривать морскую гладь.

Если бы я только знал, что должен искать!

Несколько рыбачьих лодок танцевали на волнах. Паром взял курс на гавань. Вдали можно было разглядеть очертания нефтяных танкеров и грузовых судов.

При всем желании Эммет Уолш не мог догадаться, на что смотрел с этого балкона Энтони Нангала.

Почувствовав голод, он решил пойти в гостиничный ресторан. За едой на него снова накатила тоска. Он мысленно представил обрушивающиеся стены Лейли-Касла и услышал крики братьев и сестер. Больше всего он горевал о Донне.

Эммет сидел над тарелкой с ароматными блюдами, и кусок не лез ему в горло. Зато он выпил бутылку вина. Это немного заглушило боль, по крайней мере на некоторое время.

Последние лучи заходящего солнца раскрасили небо над Исфаханом насыщенным темно-красным цветом. Затих шум транспорта, люди вернулись с работы, и вскоре из окон домов послышались оживленные разговоры вперемешку со звуками бесчисленных радио-и телевизионных приемников.

Лара Мозени, сидевшая за одним из складных столиков перед рестораном-закусочной на углу улицы, отложила столовый прибор в сторону. От обильной пищи ее разморило. За едой она обдумывала, как будет продолжать поиски таинственного азиата, однако ни к какому решению так и не пришла. Если он не вел за ней слежку здесь, в Исфахане, будет дьявольски трудно напасть на его след.

Лара решила заказать себе еще что-нибудь выпить и тут неожиданно заметила мужчину в форме на противоположной стороне улицы. Ларе показалось, что он смотрит прямо на нее.

«Он узнал меня! — пронеслось у нее в голове. — Вероятно, полицейский, который видел мое лицо среди фотографий в бюллетене находящихся в розыске…»

Мужчина в форме приближался быстрыми шагами. Ему было где-то около тридцати. Дружелюбное выражение лица успокаивало, чего нельзя было сказать об оружии на поясе.

У Лары по спине пробежал ледяной озноб. Ей пришлось приложить максимум усилий, чтобы не вскочить и не помчаться сломя голову куда глаза глядят. Удерживал только страх, что ее подстрелят.

Когда, прежде чем перейти улицу, мужчина в форме стал оглядываться по сторонам, Лара молниеносно схватила нож с тарелки и спрятала руку под столом. Она не собиралась снова попадать в тюрьму.

Мужчина посторонился, пропустив сигналящую машину, и почти сразу оказался рядом с ней.

— Лара Мозени? — спросил он.

Лара крепче сжала рукоятку ножа в кулаке.

— Да, — ответила она.

— Могу я попросить вас пройти со мной?

— А если мне хочется еще немного здесь посидеть?

Резкие слова, кажется, озадачили мужчину.

— Я… я, конечно, не могу вас заставить, — сказал он. — Все дело в том, что… мой дедушка очень хотел поговорить с вами.

Ларин кулак под столом расслабился.

— Ваш дедушка?

— Амир Бин-Саль.

Лара кивнула:

— Я живу над ним. Что он от меня хочет?

— Не знаю. Он только сказал, что хочет с вами поговорить.

Лара оплатила счет и встала. Прежде чем последовать за мужчиной в форме, она незаметно положила нож на тарелку.

Амир Бин-Саль был старым и худым. Он сидел, согнувшись, в инвалидной коляске. Его кожа была бледной, глаза невыразительными. Сломленный человек.

Тем не менее он удивил Лару вопросом, удалось ли ей найти азиата.

— Еще нет, — ответила она. — Откуда вы знаете, что я его ищу?

Старый мужчина улыбнулся. Печальной, меланхолической улыбкой.

— С тех пор как меня парализовало, я почти не покидаю дом, — объяснил он. — Эти четыре стены — весь мой мир. Если только в гости не заходит Кемаль. — При этих словах он кивнул в сторону внука. — В остальное время окно — моя единственная связь с внешним миром. Не то чтобы я жаловался… В известном смысле это даже увлекательнее телевизора, который когда-то у меня был. На улице идет настоящая жизнь.

Лара поняла. Пожилой мужчина, сидя весь день у окна, наблюдал и слушал, что происходит по соседству.

Бин-Саль продолжил:

— Этого мужчину я видел один-единственный раз — и это кое-что значит. Он ведет такой же уединенный образ жизни, как и я. Никогда не ходит за покупками, никогда не отдергивает занавески, вечером не зажигает свет. Довольно-таки необычно. Он живет в доме с синей входной дверью на другой стороне улицы. На втором этаже, почти напротив вашей квартиры, госпожа Мозени.

— Что вы еще знаете о нем?

— К сожалению, больше ничего. Почему вы его ищете?

— Ну… Он должен мне деньги. — Ничего другого ей не пришло на ум. — Он занял у меня довольно большую сумму и, боюсь, смылся.