Среди тех носителей мутантного гена, у кого не было симптомов на старте исследования, концентрация нейрофиламентов смогла предсказать время дебюта заболевания. У добровольцев с повышенным уровнем нейрофиламентов болезнь началась в первые три года после проведения анализа. Такой анализ крови сможет значительно удешевить скрининг.

А вот вылечивать, и то с оговорками, пока научились только животных. Исследователи из Нидерландов и Швеции провели анализ способов модифицирования генома с помощью РНК и выявили самый перспективный, — так называемая РНК-«шпилька».

Метод заключается в манипуляции белков и ферментов матричной РНК (мРНК), которая отвечает за перенос закодированной информации с ДНК для синтеза других белков. В конце интерференции наступает подавление синтеза определенного гена. Можно сказать, что метод заставляет «замолчать» некоторые гены. ShRNA работают в клетке очень долгое время (около трех лет), а также намного реже приводят к ошибочному «оглушению» других генов, поэтому их использование пока наиболее перспективно.

Но, возможно, будущее принесет нам более эффективные плоды. В 2017 году провели вторую фазу плацебоконтролируемого исследования нового препарата для лечения болезни Гентингтона. Изучаемое лекарство — так называемые антисмысловые олигонуклеотиды, которые неселективно блокируют синтез гентингтина. В результате выяснилось, что у группы, получавшей препарат, содержание мутантного гентингтина снижалось примерно на 60 %. Сейчас планируется третья, международная фаза исследования: так что надежда есть.

On the Transmission of Huntington ’s Chorea for 300 Years-the Bures Family Group, by P. R. Vessie, M.D., Journal of Nervous and Mental Diseases, December, 1932, Vol.76, p.553.

Douglas J. Lanska. George Huntington (1850–1916) and Hereditary Chorea. Journal of the History of the Neurosciences: Basic and Clinical Perspectives, 2010. Volume 9, Pages 76–89.

Van der Weiden RM. George Huntington and George Sumner Huntington. A tale of two doctors. Hist Philos Life Sei. 1989; 11(2):297–304.

Lauren M Byrne, Filipe В. Rodrigues, Prof. Kaj Blennow, Prof. Alexandra Durr, Dr. Edward J. Wild et.

Neurofilament light protein in blood as a potential biomarker of neurodegeneration in Huntington ’s disease: a retrospective cohort analysis. The Lancet, 2017, Volume 16, No. 8, p. 601–609.

Sebastian Aguiar, В ram van der Gaag, Francesco Albert Bosco Cortese. RNAi mechanisms in Huntington ’s disease therapy: siRNA versus shRNA. Translational Neurodegeneration, 2017.

…1613 год навсегда вошел в историю Испанию как «год удавочки». Эпидемия заболевания, которое заставляло людей задыхаться и умирать, почему-то очень полюбила эту страну. Недуг приходил в 1597, 1599, в 1600 году… Но в 1613 году эпидемия была особенно разрушительна для Испании. Именно испанцы и оставили первое описание заболевания, которому предстояло сыграть ключевую роль в изучении и лечении инфекций.

Добактериальная эпоха

Симптомы были очень четко выражены — сначала лихорадка, затем добавлялась бледность, слабость, отек шеи, трудность глотания и дыхания, серо-белые пленочки-мембранки на небе, и в итоге смерть от удушья.

Так эту болезнь и называли — Garrotillos. На самом деле слово Garrote означает нехитрое приспособление — палку с петлей на ней. Надевали эту петлю на шею, и постепенно скручивали до окончательного удавления. Так в Испании в средние века любили казнить.

Любопытно, что и чуть ли не единственное реалистичное изображение первой (и единственной сколько-нибудь эффективной до появления основных героев этой главы) помощи тоже оставил нам испанец. На полотне Франсиско Гойи, которое обычно называют «Лазарильо де Тормес», написанном в 1808–1812 году, изображен доктор, пытающийся выскрести серые мембранки с гортани задыхающегося ребенка.

Именно удушье обычно становилось причиной смерти от «удавочки». Доводилось читать версию, что так Гойя почтил память одного из своих детей, скончавшихся от этого заболевания.

Этим самые мембранки-то и дали современное название болезни. Правда, случилось это в два этапа. В 1826 году французский врач Пьер Фидель Бретонно, почитатель изобретателя стетоскопа Рене Лаэннека, опубликовал первое детальное описание болезни, основывающееся на эпидемии 1818–1821 годов. И нарек заболевание дифтеритом, от греческого διφθερα — содранная кожа. Именно мембранки, а не часто случающиеся кожные язвы заставили дать такое название. Кстати, именно Бретонно ввел в широкую медицинскую практику единственный прием, который мог спасти задыхающегося человека в последней стадии болезни: трахеотомию, разрез трахеи через горло. Больной мог снова дышать.

Первая трахеотомия была сделана в 1825 годах. Так что благодаря этому медику удалось начать спасать хоть кого-то: до Бретонно за почти 300 лет описано всего 28 случаев трахеотомии, а после него она стала гораздо более массовой. Кстати, именно Бретонно, который прожил 83 года, принадлежит идея, высказанная им в 1855 году, что дифтерия может быть инфекционным заболеванием и переноситься микроорганизмами. Что до названия болезни, то его потом заменили на «дифтерия», поскольку в складывающейся медицинской классификации, окончание «-ит» стали носить названия воспалений, построенные по принципу «название органа+ит»: неврит — воспаление нерва, отит — воспаление уха, эндокардит — вызванное бактериями или вирусами воспаление сердца и так далее.

В XIX веке из ста заболевших дифтерией детей гарантированно умирало не менее пятидесяти. В Европе ежегодно погибали тысячи людей, и врачи никак не могли облегчить их агонию и страдания. До появления бактериальной теории возникновения болезней и плеяды блестящих бактериологов во главе с Луи Пастером и Робертом Кохом медицина была бессильна. Дифтерия не щадила никого — ни детей королевской крови, ни самих врачей.

В 1878 году произошел самый, пожалуй, резонансный случай смерти, а точнее — двух смертей от дифтерии. В ноябре эпидемия поразила двор герцога Великого герцогства Гессенского. Первой заболела старшая дочь жены герцога, британской принцессы Алисы (дочки королевы Виктории и принца Альберта) — Виктория. Вечером пятого ноября Виктория сказала маме, что у нее что-то с шеей: движения стали скованными. Мама не придала особого значения, сама поставила диагноз — паротит и сказала: будет забавно, если все его подхватят. Очень смешно, конечно. Наутро у девочки диагностировали дифтерию, после чего заболели все дети, кроме принцессы Елизаветы. 12 ноября заболела шестилетняя Алике (будущая последняя русская императрица), затем Мария, Ирена, Эрнст Людвиг — и затем сам герцог.

Несмотря на то, что самой тяжелой больной была Алиса — ей даже назначили паровой ингалятор, который облегчал дыхание девочки, пребывавшей на грани жизни и смерти, умерла — совершенно внезапно — Мария. Ночью от стенки дыхательных путей отслоилась мембранка и перекрыла доступ кислорода. Несколько недель мать держала смерть сестры в тайне от остальных детей, но, когда ей пришлось открыться сыну, тот обезумел от горя, и Алиса-старшая нарушила запрет на физический контакт с больным. Болезнь дочери королевы Виктории была скоротечна: 14 декабря она умерла. Это была трагедия государственного масштаба, с которой может сравниться, пожалуй, что смерть дочери экс-президента США Гровера Кливленда. 12-летняя Рут Кливленд умерла 7 января 1904 года через четыре дня после постановки диагноза.