Лестница скрипела и взвизгивала под ногами. Мешок цеплялся за стену. Косолапый Жанно, освещавший восхождение сальной свечой, скорбно молчал. Терентий понимал это так: слушать пакости про зазнобу кому же приятно? Однако не спорит, в драку не лезет — значит, обдумывает сердитые слова.

И очень скоро скажет:

— Вразумил ты меня, брат Терентий! Теперь вижу, что тебя во всем слушать надо!

На самом деле Косолапый Жанно сейчас дремал, зато вовсю рассуждал Маликульмульк.

Разбежавшуюся игроцкую компанию искать следует в гостинице. Вон напротив замка стоит «Петербург» — с него начать. Возле ратуши — «Лондон», недавно открытый. И во всякий трактир сунуть нос. Далеко эта братия не убежала. Должны знать, кто куда подевался, где кого искать. Скоро снова сойдутся. И тут возникает вопрос: называть ли, когда удастся с ними сойтись, свою должность? С одной стороны, начальник губернаторской канцелярии — не нищий, и им любопытно было бы заманить такого игрока за свой карточный стол. С другой — заподозрят ловушку и поклянутся, что отродясь карт в руки не брали. С третьей — сочтут врунишкой и не захотят играть. Вот и ломай голову…

Однако искать их надо, начиная с завтрашнего дня. Потому что уже невтерпеж. Кончики пальцев, соприкасаясь случайно, вызывают волнение в крови. Тоскуют пальцы по этим твердым и гладким кусочкам картона.

Где-то в этом городе идет Большая Игра. Настолько Большая, что шулера-соперника травят мышьяком. Вот она-то и нужна!

Список из пяти имен лежал перед Маликульмульком, полуприкрытый очередной кляузой купца Морозова на рижский магистрат. Купец нанял языкастых подьячих и рвался вверх, в Большую гильдию, как Архимедово тело, — образ, застрявший в голове не со школьных времен, а с застолья, где читались лихие стишки: «всяко тело, вперто в воду, выпирает на свободу…»

Графиня де Гаше. Эмилия фон Ливен. (Дамы — в первую очередь). Иоганн Мей. Леонард Теофраст фон Димшиц. Андреас фон Гомберг. Последние четверо достаточно хорошо говорят по-французски, чтобы играть с графиней, которая не понимает ни по-немецки, ни по-русски. Вот в чем прелесть французских аристократов! Они полагают, что весь мир обязан знать французский язык, а им самим довольно помнить несколько афоризмов по-латыни и несколько английских слов, вроде редингот, грум, плед.

Подошел Сергеев, посмотрел на разложенные бумаги, тихонько посоветовал, что отдать копиистам, что столоначальникам, чтобы подготовили ответы. Сергеев отлично понимал, что без его подсказки новоявленный начальник канцелярии очень скоро опростоволосится и потеряет должность, но не хотел, чтобы это случилось слишком рано. Пусть еще хоть месяца два помучается — да чтобы вся канцелярия от его неловкостей взвыла…

Распределив работу между подчиненными, Маликульмульк уставился на свой список и крепко задумался.

Графиня де Гаше. Эмилия фон Ливен. Иоганн Мей. Леонард Теофраст фон Димшиц. Андреас фон Гомберг. Кто-то из этой пятерки отравил герра фон Бохума. Способен, стало быть, и господину Крылову подсыпать мышьяк в угощение. От чего мечта о Большой Игре становится еще пламеннее, азарт — еще острее! Ведь это какой поединок предстоит, какая борьба! Не бумажная, где кляуза прет на кляузу и до правды не докопаешься, пока господин князь не треснет кулаком по столу и не прикажет: делать так!

Косолапый Жанно — чрево для поглощения пищи, оснащенное скрипкой и умеющее складно изъясняться. Маликульмульк — философ, никак не способный расстаться с минувшим веком и с минувшим миром; мир этот забавен, но сильно смахивает на гравюру с характерами, как у Молиера: вот щеголь Припрыжкин, вот кокетка Прелеста, вот корыстолюбивая актерка Бесстыда, вот резонер Старомысл. Иван Андреевич — начальник канцелярии, у которого в голове скоро не хватит места для всех разногласий между Рижским замком и магистратом, древних и новорожденных.

Но близится ночь, когда на сцене появится господин Крылов, огромный, бесстрастный и неумолимый. Он сядет за стол, сорвет обертку с непочатой колоды, пропустит ее в ловких пальцах, соберет на нее общее внимание — и сражение начнется…

Однако прежде всего нужно сходить в «Петербург». Каждый день там обедать — никакого жалованья не хватит, но именно сегодня можно и нужно. Ибо кто-то из господ, сбежавших из «Иерусалима», может там оказаться.

В «Петербурге» у Ивана Андреевича завелся приятель — повар Генрих Шульц, он же Анри Шуазель. И никак невозможно понять, то ли он природный француз, который, скрываясь от каких-то недоброжелателей, притворяется немцем, то ли прекрасно обученный кулинарному ремеслу немец, которого выдают за француза, чтобы привлечь едоков. Этот Анри-Генрих был нужен Маликульмульку еще для одного дела — давно следовало заказать большой пирог, чтобы на деле проверить замысел новой пиески.

Маликульмульк посмотрел на стоячие часы, и они тут же, заскрипев и застонав, пробили час пополудни. Он, не подумав, встал — и несколько канцеляристов также бойко поднялись с мест. Переглянувшись, они несколько сконфузилась и сели.

Уж более полугода прошло с того дня, как изволил опочить император Павел Петрович и, соответственно, бразды правления взял новый государь. А все еще чиновный люд хранил испуг перед покойником и продолжал выполнять иные его несообразные распоряжения. С чего-то Павлу пришло на ум, что вся Россия должна обедать в одно время — в час. С ним не поспоришь, и светские дамы, которые, может, к часу только просыпались после бала, тут же шли к обеденному столу. Александр Павлович садился за стол не ранее двух, и все шло к тому, что он будет, как принято в Европе, обедать около пяти. Голицынская канцелярия тоже отправлялась обедать в два, как и сам князь. Однако стоило Маликульмульку встать — и старая память ожила.

Но сидеть до двух в канцелярии он не хотел. Лучше сбежать заранее, а то пришлют кого-то из слуг звать к княжескому столу. Голицын в Казацком и в Зубриловке привык, что стол накрывался на три десятка кувертов, и в Рижском замке ему недоставало сотрапезников, говорящих исключительно по-русски.

В «Петербурге» останавливалась богатая публика, там даже держали особые каретные сараи для экипажей почтенных гостей. Угощение было на все вкусы — в буфетной можно было перед обедом закусить на русский лад, для чего имелись икра, сыр, хорошая солонина, сухари, настойки, портер, венгерские вина и конечно же водка. Если же кому хотелось закуски на французский лад, ее подавали прямо к столу на подносе, и она включала ветчину и пармезан. Маликульмульк конечно же направился в буфетную. Он уже знал многих из прислуги, и его тоже запомнили.

— Добрый день, — сказал он пожилому буфетчику Гринману.

Больше ничего добавлять не понадобилось, тот уже сам налил стопочку, подал немецкое изобретение — бутерброд с солониной.

— Я уговорился встретиться тут с приятелями, — сказал Иван Андреевич. — Они должны приехать из Дерпта. Где тут у вас книга, куда вносят приезжающих?

Должность господина Крылова была буфетчику известна, и пока Маликульмульк, расположившись в креслах, вкушал свой бутерброд, мальчик принес ему толстую книгу с разграфленными страницами. В последние дни там никто из списка отравителей не появлялся. Этого можно было ожидать — «Петербург» не то место, где прячутся от полиции. И все же проверить следовало.