Они сели одновременно за стол и развернули «Геральд Трибюн».Но каждый думал о том, что предстоит им сегодня.

— Итак, что меня ждет сегодня? — оживленнопоинтересовался Джон. — Снова тигры и барсы или нечто менее экзотичное?

— Сегодня вы увидите подлинное искусство, —загадочно начала Фиона. — Поэзию, музыку в движении. Живые скульптуры.Туалеты от «Лакруа» — это художественные полотна, это симфония красок, линий. Вних сочетаются разнообразные элементы — ткани разной фактуры, необычные цвета.Думаю, вам понравится.

— Не менее, чем вчера?

Задавая вопросы, Джон незаметно разглядывал Фиону. Емунравилось, как она выглядит с утра, с незаколотыми волосами, каскадомструящимися по плечам.

Фиона тоже оценила по достоинству «утреннего» Джона. Дажечерез стол она чувствовала легкий, очень приятный аромат его туалетной воды.Этот запах еще в прошлый раз обворожил ее. Теперь он стал для нее каким-тоочень близким, словно сопровождал ее с давних пор.

— Все будет совершенно иначе, — ответила Фиона навопрос Джона. — Спокойно и размеренно, без экзотики. Но очень, оченьэлегантно. Гальяно — шоумен, он творит действо, спектакль. А Лакруа — художники создает произведения искусства.

— Я Восхищен вашими описаниями, — произнеся это,Джон уткнулся глазами в колонку биржевых новостей. Убедившись, что акции ведутсебя вполне предсказуемо, он снова поднял глаза на Фиону. — Вы даже непредставляете, как многому научили меня. Просто сделали другим человеком.

Джон не лукавил. Фиона словно раскрасила его жизнь, напиталаее новыми яркими красками, мощными звуками, задала энергичный ритм. Онаподелилась с ним своим миром, своими интересами, своим знанием. Это был щедрыйдар, и Джон оценил его по достоинству.

Фиона съела весь омлет, половину грейпфрута, без котороговсе равно не представляла себе завтрака, затем, секунду поколебавшись,шоколадное пирожное и выпила две чашки кофе.

— Я не могу больше встречаться с вами, Джон, —вдруг объявила Фиона, решительно ставя чашку на столик.

Неожиданное заявление, — Джон вопросительно взглянул наФиону. Он был растерян, обескуражен ее словами. Почему она так сказала? Можетбыть, дело в другом мужчине? Может быть, именно этим объясняются ее попыткиустановить между ними дистанцию? До сих пор он думал, что Фиона пытаетсязащититься от собственных чувств. Но, может быть, все дело в том, что естьнекто… Не хотелось признаваться себе, но это был сильный удар. — И что женавело вас на эту мысль?

— Завтрак, — рассмеялась в ответ Фиона. —Если так пойдет и дальше, я скоро стану размером с этот стол. Я слишком много ичасто ем, когда рядом с вами.

Услышав это, Джон испытал такое огромное облегчение, чтозахотелось вскочить и обнять Фиону.

— Я представлял что-то в этом роде. Но все же вамудалось здорово меня испугать.

Сказав это, он и в самом деле почувствовал себя слабым иуязвимым.

— Это очень серьезно, напрасно вы смеетесь, —продолжала Фиона. — Мне на моей-то работе нельзя позволить себерастолстеть. Я буду выглядеть просто по-дурацки. Представляете: редакторпервоклассного модного журнала весом за сто килограмм! Меня прогонят палками, ивиноваты будете вы.

— Что ж, убедили, немедленно перестаете есть! Я большене буду кормить вас, а если увижу сегодня, что вы прикоснулись к ленчу,немедленно оттащу вас от стола. Лично я думаю, что вам не помешало бы набратьпару килограмм, но кто я такой, чтобы уговаривать вас рисковать работой радипорции омлета?

Дело не в омлете, а в шоколадных пирожных. Я становлюсьманьяком, когда дело доходит до шоколадных пирожных.

Говоря это, Фиона улыбалась, и от одного взгляда на ееулыбку у Джона сладко щемило сердце.

— Мы разработаем для вас программу из двенадцатиэтапов, когда вернемся домой, — пообещал Джон. — И все же я думаю,что вам необходимо завтракать.

И как же приятно ей было завтракать в его обществе! ДжонАндерсон — отличная компания, даже утром, за завтраком. А ведь Фиона не любилани с кем общаться по утрам до прихода в офис. Даже с сэром Уинстоном. Носегодня все было иначе. Ведь они в Париже, и кругом царит атмосфера праздника идружелюбной непринужденности. Особенно в отеле «Ритц». Не зря ведь это один изее любимых отелей. Что касается Джона, он обычно останавливался в «Крийоне». Нов этот раз все, все по-другому…

— Мне надо одеться, — заявила Фиона, вставая скресла. Она стояла на полу босиком, в махровом халате. И на какую-то долюсекунды Джон почувствовал себя так, словно они женаты и это — их обычное утро.

— Вы выглядите потрясающе, — пробормотал он, неподнимая на нее глаз.

— Даже в халате? — Фиона посмотрела па него, какна подростка, сморозившего глупость, и поплотнее запахнула полы халата, подкоторым ничего не было. — Не говорите глупости!

И она скрылась за дверью ванной.

Джон сказал, что почитает пока газету, но, когда Фиона вышлаиз ванной, она увидела его стоящим у окна. Он был сейчас далеко-далеко, хотя идумал о ней, и даже вздрогнул, когда рука Фионы коснулась его плеча.

— Черт побери, а так еще лучше! — воскликнул Джон,оглядев ее с ног до головы.

На Фионе был черно-белый летний костюм, подаренный ей годназад одним из модных Домов, который был ей очень к лицу. Наряд дополнялилакированные босоножки и черная сумочка от «Гермеса». Волосы были стянуты назатылке в тугой узел, а в ушах — довольно крупные серьги в виде раковин.Запястье украшал уже знакомый Джону черепаховый браслет. Перед ним опять быланеподражаемая Фиона Монаган — редактор модного журнала «Шик», символ егоназвания.

— Готовы? — спросил Джон, снова удивляясь просебя, что чувствует себя так, словно с утра везет на работу жену.

Выходя, они наткнулись на Эдриена, выскочившего из своегономера. Тот удивленно приподнял бровь и широко улыбнулся.

— Боже, боже, я подозревал, что назревает нечто в этомроде, — бесцеремонно затараторил Эдриен. — Поздравляю, ребята.Медовый месяц в «Ритце» — это звучит!

— Заткнись, Эдриен! — Фиона выглядела несколькосмущенной, а Джон, улыбаясь, переводил взгляд с нее на Эдриена. — Мывсего-навсего завтракали вместе. Так что расслабься. Моя девичья честь пока примне.

— Какое разочарование! — протянул Эдриен.

Фиона оценила то, как Джон реагирует на фривольные шуткиЭдриена.

Мужчины непринужденно разговаривали между собой в лифте ишагая следом за Фионой по вестибюлю. Вдруг выяснилось, что шофер Эдриенаопаздывает, поэтому все трое поехали в Академию изящных искусств, где долженбыл проходить показ, на машине Фионы.

Как и говорила Фиона, шоу было весьма сдержанным, но в то жевремя элегантным. Но Джон и на этот раз был совершенно очарован. О чем исообщил Фионе. После шоу Эдриен вернулся в отель на встречу с фотографом, аДжон и Фиона отправились на ленч к «Вольтеру». Фиона чувствовала себяневозможной лентяйкой. Это ощущение было для нее непривычным. Работа значила длянее сейчас гораздо меньше, чем общество Джона Андерсона.