Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он не специально! Все допускают ошибки!
— Но не такие, которые стоят жизни тысячам людей! — зашипел Иньч, тыча костлявым пальцем Мэгги в грудь.
— Большим делам — большие риски! — уперлась та.
— Народ, наро-о-од! — Борис по-барски раскинул руки и нахмурился, пытаясь утихомирить гостей. — Как по мне, беда не в том, что старый мистер Эрик Эдинброг заявил всем, что он изобретёт заклинание, которое навсегда закроет дыры между мирами… Да здравствуют уверенные в себе люди и всё такое. Беда в том, что, когда у него это не получилось, он пошёл путём, недостойным истинного самурая.
Все закивали, хотя вряд ли многое знали о наших земных самураях. И об их понятиях чести.
Как и Борис. Ибо он повернулся ко мне и пояснил:
— Чтобы ты знала: повесился папка Артура два года назад.
— Господи… — пробормотала я ошарашенно.
Так вот о ком говорил нимфин Каприз.
— Ага, — тяжело вздохнул Борис. — Что почему-то не убило его пошатнувшуюся репутацию, а, наоборот, укрепило её: для многих самоубийство стало признаком того, что чувак был гением-пророком, покинувшим нас, грешников, в назидание.
— Он и был гением, Бор! — закричала Мэгги, но Борис лишь отвернулся.
Пара студентов недовольно поднялась, одёрнула тоги и пробормотала:
— Мы пойдём. Не любим политику. И разговоры о конце света.
— Не-не-не! — Бор ухватил их за руки. — Всё, тема исчерпана. Развлекаемся дальше. Мэгги просто мирра в голову стукнула: прямо сквозь поры на коже к мозгу примкнула и закоротила там что-то. Мэг, вечеринки — время наслаждений, а не политических споров. Тем более, греческие вечеринки. Кстати, рассказать вам, что такое настоящая дионисийская оргия?
— Рассказать! — обрадовались студенты.
Мэгги поморщилась было, но потом пожала плечами и плюхнулась обратно на ковёр.
Ребята начали болтать, смеяться и придуриваться, более не касаясь темы Артура. Меня же, наоборот, волновала только она.
Поэтому, когда разговоры и танцы сменила карточная игра с непонятными правилами и очень фривольным подтекстом, и мы с Мэгги выбыли в первом же раунде, я попросила её показать мне террасу:
— Хочу подышать свежим воздухом.
Мы нырнули под шторы и вышли на балкон. Вновь горы и звёзды, прохладная майская ночь, красота. И мы — две дуры в простынях и с голыми плечами.
— Мэгги, ты знаешь, что мне от тебя нужно, — деловито сказала я.
— Вилка, я хоть и медсестра, но таблетками не торгую.
— Что?! Да нет! Мне нужно продолжение про Артура!
— А… Прости, вечеринки Бора всегда вносят смуту в моё представление о реальности.
Медсестричка оперлась локтями о широкие перила, уставленные кадками с пионами, и заговорила.
История оказалась простой. Отец Артура — Эрик Эдинброг — однажды понял, что может создавать новые заклинания. Совсем как великие маги древности. Его талант проверили, после чего пришли к выводу: это правда. В нём есть что-то, что делает его творцом. Вот только независимые творцы никому не нужны, конечно же: так Эрик Эдинброг стал королевским чародеем, волшебным соловьём в золотой клетке. Ему заказывали заклинания: сначала мелочь, потом всё более сложные. Самым важным стал заказ на закрытие порталов…
Тех самых, что ведут в мир Тварей. Раньше эти порталы — бич мира Гало, наследие апокалипсиса — открывались всегда в одних и тех же местах. Там сутками караулила армия, готовая в любой момент вступить в схватку с чудовищами.
Эрик взялся за плетение. У него ушло на формулу много лет, и ушло бы ещё больше, однако. У короля закончилось терпение:
— Мне надоело ждать, — сказал он. — Закрывай порталы сейчас. У тебя было достаточно времени.
— Но. — сказал Эрик.
— Закрывай.
И когда ткань между мирами была прорвана в следующий раз, Эрик Эдинброг в одиночку вышел к Тварям навстречу и стал плести формулу. Один-одинешёнек, потому что специфика колдовства его была такова, что никто другой не мог воспользоваться придуманными им заклинаниями. Хотя пробовали, конечно.
Сначала казалось — все получится. Когда колдун закончил чары, все порталы в стране захлопнулись одновременно. Общество возликовало, но. Не прошло и пары минут, как порталы открылись вновь.
Но теперь их было во много раз больше. И они открывались в непредсказуемых местах: в городах и деревнях, школах и магазинах, церквях и больницах.
Люди стали гибнуть. Массово. Кто-то говорил: ничего, Эрик, дерьмово, но бывает, вернись в лабораторию и продолжи работу, зря король вытолкнул тебя раньше времени. Но куда больше было тех, кто твердил: мы ненавидим тебя, ненавидим, умри, убийца. И Эрик, сдавшись, решил умереть…
— Это ужасно, — сказала я.
— Да, — согласилась Мэгги. — А ещё через некоторое время после ухода Эдинброга учёные выяснили: порталы растут — и в размерах, и численно. Они стали появляться чаще. Ткань бытия превратилась в труху, и. Согласно прогнозам, скоро прохудившаяся реальность порвётся окончательно. Королевский совет магов провёл необходимые расчеты, и теперь у нас в столице, на главной площади, установлены Часы Судного Дня, отсчитывающие время до апокалипсиса. Ужасающая вещь, поломавшая психику многим.
— Зачем же они тогда сделали их?
— Чтобы мы ценили оставшееся время, — с нажимом и злостью сказала Мэгги. — Чтобы не тратили его зря. Гибель Гало назначена на апрель.
«Через десять месяцев», — содрогнувшись, прикинула я.
— Я видела эти часы, Вилка: зрелище пробирает до костей. Невероятная конструкция: и циферблат, и сыплющийся песок, двойное, чтоб тебя, устрашение. — Маргарет нервно хохотнула.
На её милом лице вдруг проступило нечто горькое и безнадежное. Какая-то скорбная тень, будто накинувшая Мэгги несколько лет и заставившая её устало опустить плечи. Эта тень, невыразимо глубокая, в то же время казалась такой странно органичной, что я поняла: она поселилась в Мэгги уже давно. Она всё время была где-то внутри, но обычно медсестра её успешно прятала — от других и даже от самой себя.
Вслед за этим осознанием ко мне пришло ещё одно: такие же тени есть и в остальных жителях Форвана. Студенты могли смеяться, болтать, устраивать вечеринки или нарываться на драки — но внутри у каждого шёл один и тот же обратный отсчёт, и все они помнили об этом…
Я судорожно вздохнула.
— Мэгги, а Эрик Эдинброг не оставил никакого наследия?
— Оставил, — медсестричка с силой потерла глаза руками, а когда она убрала их, её голос вновь стал деловитым. — После его самоубийства все ломанулись исследовать бумаги Эрика и поняли, в чём была ошибка формулы, но. Беда в том, что никто не может её применить. В них нет этой искры великого мага. Колдовство специфично и не даётся никому, кроме. — она выдержала торжественную паузу и вдруг улыбнулась, — Артура.
— Обалдеть, — только и произнесла я.
— Именно поэтому мы называем его мессией.