Вот так просто – я принадлежу ему. А он никогда об этом не узнает.

Обещаешь? – написала я.

Обещаю, – ответил он.

Я хотела стереть слова с доски, но когда провела по ним рукой, исчезло только то, что написала я. Он улыбнулся и показал мне свой маркер.

– Не сотрешь. Я хочу, чтобы доска осталась такой. Сохрани ее как мое обещание. Завтра я принесу тебе другую доску. Будем общаться с помощью нее.

Я приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, с моих губ не сорвалось ни звука.

Он улыбнулся. Он знал, что я хочу сказать.

– Пожалуйста. Послушаем музыку?

Я кивнула, и мы легли на мою кровать, пока он вытаскивал свой айпод.

The Fresh & Onlys «Waterfall».

– Какая же в этой песне офигенная партия электрогитары. Такое чувство, что вокруг тебя все и ничего одновременно. Если прислушаться, можно понять, как классно играет басист. А как он обращается с гитарой… – Он вздохнул и хлопнул себя ладонью по груди. – Шикарно.

Когда он говорил о музыке, я почти никогда не понимала, о чем он говорит, но мне нравилось, с каким энтузиазмом он это делал.

– Брукс! – Кельвин просунул голову в мою комнату и посмотрел на своего лучшего друга, подняв бровь. – Репетиция в пять. Идем. Нужно обсудить сопроводительное письмо к нашим демо, – сказал Кельвин.

Брукс и Кельвин были знаменитостями. Ну, почти знаменитостями – об их существовании знала только я. Они были солистами в их группе и научились на самом деле отлично выступать в нашем гараже. И пусть пока о них никто не знал, я была уверена: когда-нибудь они станут знаменитыми. Они слишком хороши, чтобы остаться незамеченными.

– Ты ведь снимешь нас, да, Магнит? – спросил Брукс, вставая с моей кровати, жизнерадостный, как и всегда.

Конечно, сниму. Я потянулась за видеокамерой и встала на ноги. В другой руке у меня была книжка, которую я сейчас читала. Я никогда не пропускала репетиции группы. Это было самое яркое событие моего дня. Я всегда снимала их из кухни. Несколько лет назад мама и папа подарили мне видеокамеру, потому что психотерапевт сказал, что я могу раскрыться и начать говорить, сидя перед камерой или что-то в этом роде. Это не помогло; я только часами смотрела на себя и моргала, поэтому вместо того, чтобы тратить пленку попусту, я снимала репетиции группы моего брата.

Прежде чем спуститься вниз, я подошла к окну своей спальни, которое выходило на улицу, и посмотрела через дорогу на крыльцо миссис Бун. Старушка сидела в своем кресле-качалке. Рядом с ней свернулась калачиком Булка.

Губы женщины шевелились, как будто она разговаривала с невидимым мужчиной, сидящим в неподвижном плетеном кресле рядом с ней.

С ее Стэнли.

Мои пальцы коснулись холодного стекла, и ее губы изогнулись в улыбке. Она усмехнулась каким-то своим словам, затем коснулась пустого кресла, которое стояло рядом с ней, и раскачала его в такт со своим.

Жизнь миссис Бун текла все медленнее, и она много времени проводила в своих воспоминаниях. Когда она не пропадала в прошлом, она твердила, что я должна создать свои воспоминания. Возможно, многим ее жизнь показалась бы печальной, но мне миссис Бун казалась такой счастливой. Пусть она одинока, но в душе она никогда не была одинокой.

Мои воспоминания были скудными, и некоторые из них – возможно, большинство – я точно украла из книжек. Часть меня злилась из-за того, что миссис Бун давила на меня, но другая часть знала, что на меня надо давить. Отчасти именно из-за нее я и начала писать список дел. Она была грубой, но при этом верила, что у меня есть будущее.

А тех, кто верит в тебя, когда ты сам в себя не веришь, не стоит отталкивать.

Мэгги

– Раз, два… раз, два, три, четыре! – отсчитал Кельвин и начал играть на бас-гитаре вместе с Бруксом и другими членами их группы. Я сидела на полу в кухне и снимала на видеокамеру через дверь в гараж. Каждый раз, когда они прерывались, чтобы поговорить, я возвращалась к чтению романа.

Когда я была младше, я не слишком любила читать, но с годами чтение заменило мне потерянный голос. Персонажи словно жили у меня в голове и делились со мной своими мыслями – и наоборот.

За последние годы я прочла более восьмисот книг. Я пережила более восьмисот историй. Я влюблялась около шестисот девяноста раз, отдавалась страсти как минимум двадцать раз и начинала ненавидеть кого-то около десяти миллиардов раз. На страницах книг я курила травку, прыгала с парашютом и купалась голышом. Меня предавали друзья – как физически, так и эмоционально, – и я оплакивала потерю дорогих мне людей.

Я прожила жизнь каждого персонажа, не выходя из своей спальни.

Отец приносил мне новую книгу – или пять – каждые две недели, в день зарплаты. Я предполагала, что в поисках новых книг для меня он проводил в книжных магазинах двадцать процентов своей жизни.

Каждый день я с нетерпением ждала, когда мальчики вернутся из школы и будут репетировать в гараже. Я в это время сидела на кухне и читала. Когда мальчики начинали ссориться из-за текстов песен, аккордов или барабанной игры Оуэна, я всегда прекращала читать.

– Говорю тебе, Рудольф, ты сбился с ритма на две доли, – простонал клавишник Оливер. Оливер – большой парень, который больше потел, чем дышал. На каждой его рубашке были здоровенные пятна пота. Когда он вставал из-за барабанной установки, на его заднице тоже были здоровенные пятна пота, и ребята всегда постоянно подшучивали над ним за это. Кроме того, Оливер всегда хотел есть. Если он не ел, он говорил о еде. Он был типичным мясоедом и любил мясо больше, чем все, кого я знала. Он слишком много потел и обожал бифштексы, но при этом из всех членов группы он был самым милым. Он никогда ни с кем не ссорился, за исключением Оуэна, также известного как Рудольф. Эти двое ссорились каждый день по любому поводу. В этот день ссора началась из-за того, что Рудольф отставал на два счета. Он всегда отставал на два счета.

– Ты ничего не понимаешь, Оли. Это ты играешь слишком быстро. Играй помедленнее, – Рудольф был полной противоположностью Оливера – вегетарианец, тощий, как палка, всегда закутанный во многослойную одежду, потому что он мерз вне зависимости от того, какая была температура. У него всегда был красный нос – отсюда и прозвище[12].

– Чувак, ты издеваешься? Да ты вообще ничего не понимаешь. Тебе нужно… – начал Оливер.

Рудольф перебил его:

– Нет, это тебе нужно…

– ПОЧИСТИТЬ УШИ! – закричали в унисон Оливер и Рудольф. И вот, прошло всего несколько секунд, а они уже стояли друг напротив друга, толкались и кричали. Оливер схватил Рудольфа за шею и засунул его голову к себе под мышку.