Мы ехали по незнакомой улице. Я смотрела прямо перед собой. Мимо плыли дома, деревья, мосты…

– Ты сама придумала с молоком?

Я кивнула.

– Домашняя заготовка?

– Импровизация, – призналась я.

Он промолчал, глядя на дорогу.

– Я потеряла свой амулет, – начала я. – Потеряла, как дура… В бассейне. И я не заметила Тень, когда она… он был совсем рядом. И я упустила, когда он выманил Мишу якобы в деканат…

– Ты спасла Мишу, – сказал Инструктор.

– Я…

– Если бы не ты, он был бы мертв.

– Но Гриша…

– Гриша вовремя открыл рамку, да. Но если бы ты не окатила эту тварь молоком и не прервала транзакцию – в бассейн свалился бы труп. Тень успела бы выжрать его жизнь до капельки.

Я затряслась, обхватив себя за плечи:

– Но… он… он ведь жив… с ним ведь все будет в порядке?

Инструктор кивнул:

– Аварийный разрыв контакта с Тенью аннулировал транзакцию. Этот парень в рубашке родился. Будет жить теперь долго и, надеюсь, счастливо…

Мы подъехали к университету. На забитой парковке чудом нашлось одно место. Инструктор припарковался, вышел и жестом велел мне идти за ним.

Мы остановились неподалеку от проходной Главного здания. Отсюда я, задрав голову, могла видеть площадку, где мы пили шампанское с Сэмом.

– На, – Инструктор протянул мне что-то на ладони.

Это был мой амулет!

– Где вы его нашли?!

– Он с самого начала был у меня.

– В смысле…

Я запнулась. Такого щелчка по носу не приходилось получать никогда в жизни.

– В смысле, вы его… у меня… и вы знали…

– Это испытание. Ты должна была понять, что сила не в амулете, а в тебе.

– Испытание?!

Я поняла, что злые слезы текут у меня по щекам, в то время как место вокруг весьма людное.

– Испытание? А ничего, что из-за этого Миша чуть не погиб?!

– Посвященных надо правильно учить. Тогда они спасут тысячи людей. Нельзя рисковать тысячами, оберегая жизнь единственного Миши.

– Вы негодяй, – сказала я сквозь слезы.

Он пожал плечами.

– Я не хочу иметь с вами никакого дела!

– Ну он же не погиб, – кажется, Инструктор искренне не мог понять, почему я так разволновалась.

Я развернулась и пошла прочь, глядя перед собой и натыкаясь на людей. Я ведь ему верила даже после этой истории с аварией, я пошла за ним в подземелье, я думала, он станет для меня кем-то вроде доброго учителя…

И вот такое предательство.

Я замедлила шаг: Миша и Лера шли от проходной по направлению к остановке. Миша казался оглушенным и не очень здоровым. На нем были старые джинсы и вытянутая кофта явно с чужого плеча, туфли – влажные, надетые без носков. Лера поглядывала на него со смешанным выражением тревоги и недовольства.

От разочарования и усталости у меня, наверное, повредился разум. Только этим можно объяснить мой поступок; я вытащила из сумки ключи на ярком брелоке и протянула Мише:

– Вот, я хотела вернуть…

Лера наградила меня взглядом, от которого поседел бы даже Черный Властелин. Миша, напротив, бесхитростно обрадовался:

– Ой, где ты их нашла? Я потерял… Такой день сегодня – видно, отравился… или переучился… в бассейн упал, ключи потерял… спасибо тебе!

И они пошли дальше. Миша даже не оглянулся.

– Элементарная техника безопасности, – сказал Инструктор за моей спиной.

– Он все забыл?

– Что ты спасла ему жизнь? Да. Люди, которые становятся свидетелями нашей работы, частично теряют память. Это необходимо.

Мне нечего было ему ответить.

Настя ждала меня. Пряников купила, заварила чай. Минут десять деликатно ни о чем не спрашивала, а потом не выдержала:

– Ну что? Ты с ним спала?

Несколько секунд я соображала. Потом вспомнила: вчера вечером я позволила Сэму увести себя на какое-то невиданное свидание, в общаге не ночевала, лекции прогуляла, вернулась измотанная, как ездовая собака…

– Насть, давай отложим, ладно?

Я вдруг поняла, что не знаю телефона Сэма. Он пришел ко мне в медвежьей шкуре, потом мы крались мимо охраны, вскрывали замки, потом любовались Москвой, потом позвонил Миша, – было, короче, не до того…

Ну почему я такая?! Почему все мои ошибки и косяки остаются в веках, а хорошие дела и даже героические забываются сразу и навсегда?

Я подержала на ладони мой амулет. Покачала, как в лодочке. Потом вытащила из-под кровати дорожную сумку – спутницу в странствиях.

– Ты куда? – удивилась Настя. – Что, реально переезжаешь к Сэму?!

Я помотала головой. Посмотрела на часы и заторопилась.

* * *

Я вскочила на подножку поезда в последний момент, поэтому к своему месту в общем вагоне пришлось идти через весь состав. Люблю поезда, в них есть некая благородная уверенность и железная стабильность. Людям предстоят сутки или двое неспешного пути, на это время у них нет других планов, кроме чтения, сна, еды, медитативного взгляда за окно, глубокой тишины на ночных станциях и снова сна. А я в их картине мира не доросла даже до попутчика: мне предстояло выйти на первой же остановке, через два часа.

Я села у окна и подперла подбородок ладонью, и сразу мне показалось, что Сэм сидит рядом. Я повернула голову – молодой сосед был вовсе не похож на Сэма и развалился в кресле, играя на планшете в дурацкую игру «Поддай полицейскому».

Я закрыла глаза и упрямо представила, что Сэм рядом. Мы только что говорили о голубях и соколах, о его отце, о моей маме. Только что между нами возникло ощущение… доверия, что ли. А без доверия какие угодно связи превращаются в тыкву.

Я доверяла одному мальчишке в нашем детском саду. Его звали Ваня, и он всегда исполнял обещания. Однажды наша группа взялась смеяться над новенькой, которую постригли налысо из-за педикулеза. А этот Ваня, четырехлетка, встал перед всеми и сказал: «Дураки!» И всем стало стыдно.

Вот такой мальчишка. Не знаю, где он теперь, – у него нет аккаунта в социальных сетях.

И еще был один парень… я была в шестом, а он в десятом. Он не смотрел в мою сторону, а я стеснялась попадаться ему на глаза. Мы даже не говорили ни разу. К школьному выпуску все мои ровесницы разменяли по паре-тройке бойфрендов, а я не видела рядом никого, кому можно… доверять.

И вот вчера мы стояли над городом… В странном волшебном месте, куда меня привел странный, удивительный человек. На расстоянии чувствуя тепло его плеча, я ощутила, как между нами протянулись ниточки. Родилось доверие. Я почувствовала своего… и в ком? В Сэме, в мажоре, папенькином сынке, о котором весь факультет судачит, как о козырном мачо, – в этом человеке я внезапно ощутила родную душу. И не знаю, что случилось бы через пару минут, но…