– Зря не вышла замуж, – сказал я. – За кого-нибудь из соседних лордов. Или за дальних – неважно. Воинская мощь колдовству не помеха.

Гунтер хмыкнул.

– Иногда женщина не может найти себе мужа в мужья потому, что пьяные ей не нравятся, а трезвым не нравится она.

– Но она достаточно красива, – заметил я.

– Да, но колдуний у нас боятся… А ж говорю, что только по пьяни, когда ничего не страшно…

Даже в этом мире, мелькнула мысль, где еще не установились общие законы, а всяк феодал вводит свои, существует все же некая база, которой придерживаются все, пусть даже инстинктивно. Одни из таких законов зовутся моральными, это те, которые внутри нас, а другие – житейские, в том числе и такие, что всяк охраняет свой замок, не прочь, чтобы все остальные сгорели синим пламенем, однако же худой мир лучше доброй ссоры, и потому ссора со старым соседом хуже, чем с неизвестным, вторгшимся пусть даже к соседям.

Потому в этом крае, как и везде, сложилось некое равновесие, все следят друг за другом, никто не хочет, чтобы сосед вдруг внезапно нарастил мускулы, захватив замок другого соседа. Не потому, что тот был хороший, а потому что растолстевший захватчик теперь сможет угрожать и мне…

Авантюрист либо должен пытаться захватить чужой замок с наскока, успеть до того, пока не подойдут с войсками соседние лорды и не заставят снять осаду, либо…

Гунтер повторил за спиной с нескрываемым злорадством:

– Теперь ей точно каюк.

Я вздохнул, окинул взглядом янтарный замок. Солнце чуть изменило угол, и стены заблестели чистейшим золотом. У меня чаще застучало сердце, словно смотрю на дивное произведение искусства.

– Но взять не просто.

– Камней вдоволь, – заметил Гунтер. – И дерева, из которого можно построить еще требушеты.

– А ее колдовство?

– Сюда не достанет, – заверил Гунтер. – Волшебники сильны только у себя, где все камни пропитаны магией. Но и там не спастись, вон Конкейн привел священника, видите? Тот с тонзурой рассеет все чары. Или хотя бы большую часть.

Я оглянулся на темно-зеленую стену леса. Над вершинами встревожено кружат птицы, не решаясь опуститься в гнезда.

– Тудор и Кабан в той стороне?

– Да, – ответил Гунтер, – но на помощь не придут, если об этом думаете. А в том березняке сейчас кто-то из людей барона де Пусе. Уж я его хитрые повадки знаю. Смотрят, потом поскачут с донесением к барону.

– Подумал, – признался я. – А что?

– Не придут, – убежденно повторил Гунтер.

– Здесь нет взаимовыручки?

– Только не с колдуньей, – сказал он с отвращением. – До этого она как-то ладила с Галантларом… Даже не ладила, у них была своя война друг с другом, но все-таки колдуны, друг друга поддерживали. А теперь одна. Конкейн просто успел напасть на нее первым. А так бы и Кабан тоже мог бы попытаться, хотя у него сейчас людей хватит только для обороны своего замка, но не для осады чужого.

– Значит, – произнес я, – выполняя в уме несложные подсчеты, – среди осаждающих рыцарей не больше восьми, это максимум… А вообще будем надеяться на пятерых. А раз однощитовые, то… однощитовые и есть однощитовые.

Я не хотел, чтобы звучало уничижительно, вон Зигфрид тоже однощитовик, но, с другой стороны, Зигфрид так и не сумел нигде закрепиться, как сеньор, что тоже черточка к характеру.

Гунтер кивнул:

– Пятерых? Хорошо, но будем готовы и к восьми. Ваша милость, мы последуем за вами хоть к черту в пекло. Но все-таки помните, мы с Ульманом не настолько хороши против рыцарей, как против таких же, как мы сами.

– Теперь ты рыцарь, – напомнил я.

Гунтер выпрямился, глаза сверкнули:

– Я не посрамлю, ваша милость!

– Он не отстанет, – подтвердил Зигфрид покровительственно. – Наш Гунтер слишком скромничает.

Я оглянулся, Ульман, Тюрингем и лучники уже подъехали, подозвал Ульмана.

– Видишь вон тех мерзавцев?..

Ульман посмотрел на осаждающих, потом на мой палец, снова на ведущих осаду, выискивая мерзавцев, но, судя по его честному лицу, увидел лишь большой отряд воинов под началом рыцарей, что осаждает замок проклятой колдуньи.

– Доставайте тетивы, – велел я, – готовьте стрелы. Сейчас проверим, научил ли вас чему-небудь Гунтер. Ваша задача – поразить как можно больше этих героев, что напали на одинокую женщину. Не старайтесь достать рыцарей, у них настоящие доспехи, только стрелы зря изведете.

Ульман продолжал смотреть на требушеты и людей вокруг них тем взглядом, каким мясник осматривает приведенных на бойню коров.

– Эти луки пробивают и рыцарские доспехи!

– Но не всегда, – поправил я, – и не наверняка. Так что пока бейте всех прочих, у кого в руках оружие. Их вам сразить проще. А мы постараемся вывести из строя рыцарей.

Он посмотрел на меня с опаской:

– Втроем на пятерых? Это не турнир, ваша милость!.. К тому же там могут оказаться еще рыцари. Мы не видим, кто в шатрах.

Гунтер вклинился в разговор:

– Вот так и нападем?

– А что бы ты хотел? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Ну, я слышал, рыцари бросают друг другу вызовы… Даже перчатки прямо в морды!

– Обойдутся, – ответил я твердо. – Так на всех перчаток не напасешься! Одну бросишь, а что со второй делать? Кто ее купит без пары? Эти требушетные герои вызов бросали, прежде чем напасть на слабую бедную женщину? Да еще и красивую? Шерше ля фам, то есть на войне, как на войне.

Гунтер и Зигфрид опустили забрала, пальцы на древках копий сжались так, что побелели костяшки. Я за их спинами вытащил из чехла лук Арианта, а когда пустили коней с холма, быстро наложил стрелу.

– Начали!

Стрела исчезла, звонко щелкнув тетивой по кожаной перчатке. Справа и слева треск сгибаемых луков, сухие щелчки, свист стрел. В небо взвился плотный рой и начал расходиться в стороны, пальцы выхватили вторую стрелу, быстро наложили на тетиву, одним движением отодвинул правую руку вперед.

Вторая и третья стрела еще в воздухе, когда моя первая ударила в шлем высокого рыцаря у требушета. Он только-только услышал топот рыцарских коней, обернулся, сдвинулся в сторону, быстро выхватывая меч, я поморщился, стрела пройдет мимо… однако то ли я промахнулся, то еще чего, но стрела ударила в то место, которое я держал взглядом.

Сердце стучит часто, чуть не захлебывается, вторая стрела ударила другого, а третья поразила тоже рыцаря. Именно в голову, как я и хотел. В этот момент Гунтер и Зигфрид уже налетели на требушеты, стрелять поздно, я вскочил в седло, конь сразу же ринулся с холма, земля замелькала под копытами, как шоссе на высокой скорости.