брака, семейной традицией стало использование обоих имен в фамилии, причем слова «Фелпс Стоукс» произносились если не через дефис, то со звуком. Помимо Джеймса Грэма Фелпса Стоукса, в семье были также Кэролайн М. Фелпс Стоукс, Этель Фелпс Стоукс, Милдред Фелпс Стоукс и Исаак Ньютон Фелпс Стоукс. Эти имена были еще более прославлены благодаря принадлежности к духовенству. Один из младших братьев Грэма Стоукса, преподобный Энсон Фелпс Стоукс-младший, был секретарем Йельского университета и пастором самой фешенебельной церкви Нью-Хейвена — Епископальной церкви Святого Павла. Наконец, были даже связи с британской аристократией. Благодаря браку с английским виконтом сестра Грэма Сара Фелпс Стоукс стала баронессой Халкетт.

Именно этот ослепительный молодой человек просил руки польской иммигрантки, бывшей сигарщицы.

Будущий жених уже привлек к себе внимание в Нью-Йорке благодаря своему образу жизни. После окончания Йельского университета он получил медицинское образование в Колледже врачей и хирургов при Колумбийском университете. Но вместо того, чтобы заниматься врачебной практикой, сохраняя свои банковские и железнодорожные интересы, а также членство в Social Register и клубах в верхней части города, он решил переехать из семейного особняка и стать рабочим в доме поселенцев на Ривингтон-стрит. В Нижний Ист-Сайд приезжали и другие состоятельные жители, такие как миссис О. Х. П. Бельмонт и мисс Энн Морган, чтобы раздавать милостыню. Но молодой Стоукс решил работать и жить именно там. Это свидетельствовало о его необычной преданности и искренности, о том, что его интерес к улучшению положения бедных не был интересом дилетанта, хотя он и продолжал держать хорошо обутую ногу в дверях нью-йоркского высшего общества.

В течение нескольких недель, последовавших за изумленным сообщением газеты «Таймс» на первой полосе о помолвке, за Роуз Пастор и Грэмом Стоуксом следовали репортеры и фотографы из десятков американских газет и журналов. Огромная социальная, экономическая и религиозная пропасть, разверзшаяся между ними, стала предметом пристального интереса и комментариев. Каждый их шаг фиксировался в хронике, сообщались все подробности их жизни, как прошлой, так и настоящей. Аспект истории Золушки был подробно рассмотрен, и вскоре роман Стоукса и Пастора стал восприниматься как величайшая история любви нового века. Заядлым читателям рассказывали, во что была одета пара, где они обедали, что ели. Их осаждали просьбами об интервью. Одно из немногих интервью героиня романа дала репортеру журнала Harper's Bazaar (или Bazar, как его тогда называли), который тогда, как и сейчас, был одним из главных вестников моды для американской верхушки.

«Она могла бы послужить моделью для «Беатриче» Розетти, — писал Bazar, — или для тихих и мечтательных девиц на рисунках Берн-Джонса». Когда я увидел ее, — писал репортер Bazar, — в моем сознании, как в темноте при ясном зрении, зародилась уверенность в том, что она очень женственна; ее взгляд был нежен, движения грациозны, манеры спокойны; в ней было самообладание, неизбежное сопровождение характера». Однако «Базар» не преминул напомнить своим читателям о нелепости ситуации, о том, что «жених — выпускник Йельского университета, член клуба, банкир, член одной из старейших и самых элитных американских семей, наследник состояния, приумножаемого по желанию... а невеста — русская еврейка скромного происхождения, прожившая много лет на сигарной фабрике в Ист-Сайде». Трудно было представить себе факел Гименея, зажженный у алтаря более непохожих жизней».

Паре были заданы все самые очевидные вопросы. Не одобрят ли эту пару пожилые и исключительные родители мистера Стоукса? Грэм Стоукс выступил с мужественным заявлением в адрес «Таймс»: «Я хотел бы, чтобы «Таймс» исправила две серьезные ошибки в опубликованных сообщениях о моей помолвке. Первая заключается в том, что моя семья серьезно возражает против этого. Это совершенно неверно. Нет ничего, кроме глубочайшего радушия и восторга. Вторая ошибка заключается в том, что между мной и мисс Пастор существует разница в религиозных убеждениях. Она — еврейка, как апостолы были евреями, и христианка по вере». В качестве доказательства семейной солидарности Грэм Стоукс объявил, что церемонию бракосочетания в епископальной церкви проведет его брат-священник.

Роуз Пастор также приняла аргумент «иудеи и христиане — одно и то же», заявив, что считает иудаизм «вдохновенной религией», как и ее жених. Однако, добавила она, они оба считают, что к догматам иудаизма добавляются «многие дополнительные истины» христианства. Она отметила, что и Моисей, и Павел были иудеями и что Иисус «пришел не разрушить закон пророков, но исполнить». В конце концов, разве Ветхий и Новый Заветы не были переплетены в одинаковые твердые обложки? И она, и г-н Стоукс, по ее словам, «безоговорочно приняли учение Иисуса, считая Его божественным учителем и наставником». Harper's Bazar также попытался разобраться в этом непростом вопросе, заявив: «Единственное различие между ними — это вопрос происхождения. Ее предки принадлежали к еврейской расе, а его — нет. Это вопрос расы, а не религии. Она — христианка, и в ней есть все те порывы, убеждения, сила и нежность, которые характеризуют идеальный христианский характер».

Эти теологические обоснования могли бы удовлетворить Harper's Bazar и его в основном христианскую читательскую аудиторию, но они совсем не понравились членам ортодоксальной еврейской общины Старого Света, в которой воспитывалась мисс Пастор, которые встретили ее заявления с возмущением и ужасом. По мнению ее соотечественников из Нижнего Ист-Сайда, она не может иметь и то, и другое. Еврей — это еврей. Христианин — это христианин. И хотя при описании религиозного балансирования мисс Пастор старательно избегали слова «обращение», было отмечено, что епископальные браки не заключаются, если оба участника не крещены. Другими словами, Роуз Пастор переходит в христианство, пытаясь скрыть этот факт за дымовой завесой недомолвок и иудео-христианского двуличия.

Другие отмечали, что если бы в семье был добрый еврейский отец, то такого бы не допустили. При этом никто не спросил мать Роуз Пастор, что она думает по этому поводу. Возможно, это было связано с тем, что Анна Пастор плохо говорила по-английски, что затруднило бы ее интервью. А может быть, бедная женщина была слишком подавлена тем, что происходило с ее семьей, чтобы связно рассуждать об этом. Как бы то ни было, для читательской аудитории, которую больше возбуждают похождения богатых, чем бедных, гораздо больший интерес представляло то, что думает о необычном союзе семья Стоукс. Но если у кого-то из них и были какие-то сомнения, то они держали очень строгие верхние губы и не показывали этого.

О социальном рвении Роуз Пастор газета New York Times писала: «Когда она говорит о том, как улучшить положение бедных, ее лицо светится». В то же время один из ее друзей, имя которого не