Загораем, треплемся, дрова собираем, еду готовим. Вечером забежал в гости Доброволец с Мангупа. Вот завидую его неугомонности! За дровами кто пойдет? Я! За водой кто сходит? Я! Кто пьяного Витю Мататона до дома дотащит? Я! За это — за свою готовность и отзывчивость — Андрюша и получил намертво прилипшее к нему погоняло. Вот и сейчас — кто его с Мангупа гнал? Нет ведь, встал, неугомонный, и пошел к нам в гости. Сходили с ним в магазин, купили печенья и хлеба. Завтра будем делать офигительный торт со сгущенкой!

Врубаемся в красоту, как поет Умка Герасимова. Красота вокруг нереальная! Напротив — гора, формой напоминающая подводную лодку, лениво всплывающую из леса. Наверху, на рубке «субмарины», можно разглядеть гигантскую жабу, смотрящую вперед по курсу. А если идти с Мангупа, эта гора похожа на огромную игуану, притаившуюся в ожидании добычи.

Сегодня постирал хайры. И в домашних-то условиях это непростая задача, а в полевых сразу превращается в огромную проблему. Натаскать дров, подогреть воды, помыть два раза, расчесаться. Ужас! Хорошо Добровольцу, он теперь лысый!

В связи с помывкой и стиркой был объявлен также день нудиста. Нервных попросили удалиться, но таковых не нашлось. Девиц с нами нет, Марихуана не в счет, поэтому стесняться некого, и я подал пример. Натху с Фраером последовали моему начинанию. Когда все перемылись, сделали торт из сгущенки, перемешанной с печеньем и сухим молоком. Вкуснятина необыкновенная! Дома обязательно повторю. Вообще, когда настанут хорошие времена, я буду делать торты из сгущенки, детолакта и печенья каждый день.

Вечером была почти полная луна. Да еще и тринадцатое число. Как сказал Фраер, сегодня празднуется второе пришествие сатаны. Странно, а разве первое уже было? Насчет «празднуется» я и вовсе не уверен. Завтра вот Троица. Она — празднуется. И вообще, откуда Фраеру известно, ему что, сам сатана рассказал?

После сытного ужина внезапно обнаружилось, что у нас закончилась трава. Вниз, в село, бежать было уже поздновато, и Ромашка предложил покурить полыни. Это, говорит, даже круче трапы. Полазили с фонариком, нашли куст — вроде полынь. Подсушили в банке, набили в папиросы. Валерка курить не стал, поржал над нами — не вставит, говорит.

Горькая дрянь. Поначалу ничего, никаких изменений. Потекли лениво разговоры о всяких кошмарах: о людях, погибших под машинами, о крушениях поездов. Страшные байки, в общем. Я сидел, слушал и вдруг в какой-то момент понял, что уже достаточно долго смотрю в одну точку. И эта точка — страшная белая луна. Попытался отвести глаза и понял, что не могу. Затем что-то подняло меня на ноги, и я медленно пошел к луне, то есть к обрыву. Я отчетливо видел себя со стороны, понимал, что происходит что-то неладное, но поделать с собой ничего не мог. Сзади раздался глухой стук — это у Ромашки кружка из рук выпала. Ко мне подбежал Фраер, с трудом развернул и оттащил назад, к костру. Там он облил меня водой, и я немного пришел в себя. Именно пришел, голова на место встала. Натху с Ромашкой, офигевшие, сидели еще минут тридцать, потом только возвращаться начали. Не, на фиг такие эксперименты, старая добрая трава приятнее и предсказуемая хотя бы.

На отходняке молча наблюдали за луной, закатывающейся за деревья. Никогда не замечал, что этот момент глаз улавливает. Было очень страшно, мы почти всю ночь не спали, лежали в пещере и стремались. Даже Библию вслух читали.

Утром уехали Фраер с Марихуаной. Забили с ними в Симфере стрелу, проводили до трассы. Ромашка сбегал в магазин за папиросами и хлебом, но вернулся только с хлебом. Курева не было. Да, что-то я курить много начал в последнее время. Все Немет, гад, виноват. Я прекрасно помню этот момент — этой весной дело было, — когда мы очнулись у него дома и я обнаружил, что трава кончилась. А курнуть страсть как хотелось. Он и предложил: забей, говорит, в папиросу табаку, и будет у тебя иллюзия, что это трава. Я выбил из двух папирос табак, вытянул штакет, забил. Затянулся, а меня как вперло! Так зачем, думаю, трава, когда обычный табак так башню сносит?! Так и закурил. Первую неделю вставляло, потом перестало, а уже втянулся.

Днем пошел дождь. Сильный какой, с ветром! Пересидели в пещере, потрепались. Солнце вернулось так же внезапно, как и ушло, даже позагорать успели.

Понедельник — день тяжелый. Часа в три ночи был великий туман — не видно ни зги. Даже до ветру отойти было страшно, как бы не свалиться с обрыва. К шести туман ушел, мы с Натху проснулись, покушали — и в путь.

Ромашка остался на Челтере, решил к морю не ездить. До Танкового шли пешком, там застопили машину до Сирени. На станции сварганили маленький костерок и посушили верхушечку, которую я умудрился сорвать в Малосадовом. Там тако-о-о-ой плантарь у человека! Прямо в кустах и покурили.

На стрелке в Симферополе не было ни Фраера, ни Марихуаны, что неудивительно, учитывая то, что мы опоздали на три часа. Сели на «оленя» до Алушты, а там начались обломы. Катера не ходят из-за отсутствия в незалежной Украине топлива. Автобус до Рыбачьего только в восемь вечера. Билет на него стоит шесть рублей. Делать нечего, пошли пешком. Пёхали километров пять, а потом повезло — самый тяжелый серпантин пронеслись на автобусе. К счастью, только после этого водитель выяснил, что вознаграждение мы выплачивать ему не собираемся и вообще думали, что он проявил человеколюбие. Оказалось, водитель мизантроп, и дальше мы снова шли пешком аж пятнадцать километров до самой Рыбачки. Устали страшно.

Пришли к девяти. А на побережье пусто. Ни одного волосатого, лишь несколько дикарей-туристов на машинах с палатками.

Сидим грустно на берегу, курим остатки верхушечки малосадовской. Приехали, блин.

Пойду, думаю, стрельну у кого-нибудь хотя бы хлеба. Стукнул в соседнюю палатку.

— Люди, — говорю, — добрые. Дайте пожрать что-нибудь.

— А ты кто такой? — спрашивают. — Хиппи, что ли, немытый?

— Почему? — Я даже обиделся. — Я вполне себе мытый хиппи.

— А откуда ты такой мытый взялся?

— Из Москвы, — отвечаю, — взялся.

— А, это интересно. А Ринго знаешь из Москвы?

Я маленько офигел, конечно.

— Знаю, — говорю, — а что такое? Я, — говорю, — его очень хорошо знаю. Я, в общем, его знаю лучше всех. Потому что я Ринго и есть.

Полы палатки распахнулись, и из нее вывалилась... моя старинная знакомая Света Татаренко из Харькова, по прозвищу Семь Сорок, с компанией! Вот бывают же чудеса! Когда радость от встречи немного утихла и мы смогли поговорить, Светка поведала, что все, на самом деле, здесь! Мы пошли в бухту Любви, по этой опасной тропинке, чертыхаясь и подсвечивая путь фонариком, стараясь не улететь за падающими вниз из-под ног камнями. Все волосатые там и стоят, прячутся от произвола местных и ментов. И Эйч Питерская с Балабахой, Рома, Сережа и еще куча хиппанов. Посидели с народом, покурили. Тихо у них там, спокойно, но и нерадостно как-то. Наверное, поэтому долго засиживаться в гостях не стали. Когда вернулись к себе на пляж, поиграли, попели.