– А давай рискнем… – Соледад стала раздеваться. – Попробуем на старых девах… Может, оно и ничего?..

Старые девы – это была неизменная аудитория в филармоническом зале, вечные поклонницы Соледад, многих из которых она уже знала в лицо. Приходили они поплакать. Именно для них подруги держали в репертуаре романсы, которые сами называли слезоточивыми. И царила полная гармония – на сцену выходила бледная темноволосая женщина с трагическим взглядом, пела про несчастную любовь, уходила с таким видом, будто в гримуборной ее уже ждут табуретка и намыленная петля. Теперь же гармония рухнула в тартарары – нужно было что-то другое…

Маша вынула из охапки и встряхнула зеленое платье, повернулась. Соледад стояла перед ней в бюстгальтере и трусиках. Маша, прищурившись, посмотрела на нее:

– Этот твой там тебя совсем не кормил, что ли?

– Кормил, – несколько удивившись, отвечала Соледад. О том, что продовольствие было куплено за ее деньги, она, естественно, не доложила.

– Странно… Ты здорово похудела.

– Не должна вроде…

Но зеленое платье, в последние месяцы узковатое, оказалось неожиданно широко в талии, и линия бедер тоже изменилась, и грудь приподнялась – впору обходиться без особенного, под концертное декольте, лифчика.

– Чем ты с ним занималась?

– Чем, по-твоему, можно заниматься в постели? – тут Соледад вспомнила странные подробности. – Ну, он еще мне массаж интересно делал…

– Эротический?

– В том-то и дело, что нет… Ничего страшного – я шаль накину, никто ничего не поймет.

– А что, черная шаль нас спасет! – обрадовалась Маша. – Ты еще перед концертом лимон съешь – и мировая скорбь на два отделения обеспечена!

Они снова стали подружками, впряженными в одну телегу, избегающими слов, способных вызвать разлад.

Но одна из них кое-что сегодня сказала, а другая услышала…

Н. переночевал на автовокзале.

Во-первых, он просто не знал, куда податься. Во-вторых, не желал никого видеть.

Пока ехали с Сэнсеем, ни словом не перемолвились, и это его вполне устраивало. Он принял решение, которое могло перевернуть его жизнь вверх дном, и хотел немного опомниться. А Сэнсей своим строгим молчанием показывал, до какой степени он недоволен приятелем.

Не то чтобы Н. стал за эти дни другим человеком… Это и невозможно – полностью перемениться лишь потому, что судьба свела с непонятной женщиной. Нет, другим он и не мог стать, просто его необычный дар, живущий в руках, слишком долго не знал развития – и вот пошел в рост, а в самой его глубине обозначился иной дар, тридцать лет спавший в виде зародыша, и тоже стал расти.

Если бы Н. мог отделить глаза свои от тела и отправить их ну хоть к потолку зала ожидания, если бы мог хоть на минуту дать им способность видеть сквозь плоть, он узнал бы о себе много любопытного. Возможно, этот трюк, превышающий человеческие возможности, даже был ему под силу – только он об этом и не задумался.

Сперва он вспоминал то, что было и прошло, все милые подробности, всю безмолвную нежность. Потом воссоздал в памяти последние слова Соледад. Она поставила условие – он согласился, что условие разумное. Но легко сказать – взяться за ум…

Бульдожкины родители в свое время расписали ему целую программу на десять лет вперед. Это был забавный период – Бульдожка ходила беременная, вся родня тихо радовалась, и с этой радости Н. могли перепасть немалые дивиденды. От него ничего не требовали, ему только предлагали и дарили. А он принимал как должное и отдыхал – водил Бульдожку на прогулки, массировал ей ноги, просто лежал вместе с ней на тахте и смотрел телевизор.

Так вот, бывшая теща имела каких-то приятельниц, а они – других приятельниц, и ниточка вела в медицинское училище. Кто сказал, что туда не принимают мальчиков? И кто сказал, будто там есть ограничения по возрасту? Теоретически на вступительные экзамены мог прийти хоть столетний бородатый дед – и, если бы он набрал нужные баллы, его бы приняли за милую душу. С этого начинался план действий – даже если у Н. вылетела из головы вся таблица умножения (а его сложные отношения с наличностью как раз на такую мысль и наводили), то общими усилиями его протащат в училище, а далее пусть хоть изредка ходит на лекции и вовремя является на экзамены. Можно, конечно, и купить диплом не мудрствуя лукаво, но тесть держал целую речь о знаниях, которые массажисту обязательно когда-нибудь пригодятся. Тесть хотел, чтобы в доме все было правильно.

Дальше теща воспарила духом и замахнулась на фельдшерские курсы – тоже вещь неплохая. Н. с ней уже не спорил – теще хотелось, чтобы зять, получив хоть простенькое медицинское образование, окончил для проформы еще курсы массажа и работал в поликлинике, там тепло и чисто, массаж всегда пользуется спросом, появится приватная клиентура, а главное – он будет занят целый день, да еще под присмотром знакомых, и сомнительные приятели отсохнут сами собой. Теща знала, что дочка затеяла этот брак ради ребенка, но надеялась, что упрямая девка одумается и не захочет оставаться одна.

Кроме того, теща видела в газетах рекламу курсов массажа и сама тоже ходила разминать спинку к какому-то знакомому дядьке, который брал с нее сущие гроши, но и работал соответственно. Особой разницы между спортивным и лечебным массажем она не видела и уровень Н. оценить не могла. Ей только все хотелось, чтобы он набрал побольше бумажек с печатями.

Вот сейчас об этих бумажках и о тещиных советах Н. задумался настолько основательно, насколько вообще мог. И на первое место выскочил вопрос о жилье. Где-то же надо жить во время учебы.

Учиться страшно не хотелось – Н. и так знал почти все, чему его могли бы обучить даже очень хорошие преподаватели, а школа медсестер внушала ему настоящий ужас. Однако условие… проверка на вшивость, если вдуматься… и шанс самому, предъявляя бумажку с печатью, ходить на мастер-классы знаменитых китайцев и японцев, а не попрошайничать у Сэнсея…

Был вариант, самый разумный из всех возможных: вернуться домой, к матери, найти хотя бы одноклассников, на два года бросить якорь, действительно получить диплом и даже заработать какие-то деньги. Таким образом решалась проблема жилья, но возникала куча других проблем – сидя в провинциальном городишке, в Большие Города не наездишься, а звать в захолустье Соледад он не мог. Если же видеться с ней раз в полгода, – то никакой свадьбы не будет никогда. Значит, нужно собраться с духом и искать шансы прямо здесь.

Н. понятия не имел, в каком направлении двигаться, одно знал точно: Соледад – его женщина. Она его женщина и за пределами постели – такое ощущение посетило Н. впервые. Он бы не назвал это любовью – он старался обходиться без громких слов, но если бы заставили, – он назвал бы это браком, при котором двое есть едина плоть и души нашли друг друга, уже свершившимся браком, записанным где-то на небесах ангелами в специально для того заведенную книгу. Оставалось только довести себя до соответствия этой записи, что совсем не просто.