На Питера вдруг накатила волна клаустрофобии. Он резко поднялся и выскользнул из комнаты. Прошел в кухню, стал отпирать заднюю дверь и не смог – пальцы не слушались. В конце концов, негромко матерясь, он все же справился с замком и шагнул в замерзающий сад. Холодок успокоил. Несколько лет назад Питер бросил курить, но после возвращения из больницы взялся за старое, и, разумеется, никто не решился сказать даже слово против. Маленькая победа. Он достал сигарету.

И тут же рядом нарисовался Эш. Его старший племянник.

– Решил вот взять перерыв. Можно стрельнуть? – Он посмотрел на пачку.

– Конечно, Эш. Затянись. – Питер протянул ему сигареты и зажигалку.

Племянник неловко закурил. Курильщик из него был никакой, но артист – еще хуже. Питер сразу понял – его послали приглядеть за дядей. В больнице доктора целый час обсуждали с Сарой психологическое состояние мужа, забивая ей голову самыми жуткими сценариями – как будто ей своих забот было мало. Из всего этого следовало, что за ним установили наблюдение как за потенциальным самоубийцей, хотя, конечно, открыто никто так не говорил. Глупо. В данный момент ни на что такое у него просто недостало бы сил, хотя сама мысль, видит Бог, посещала его не раз. Эш что-то говорил, Питер кивал и улыбался, хотя и не слушал – ему было глубоко наплевать, что там излагает племянник.

– Ну что, вернемся?

Никакого удовольствия от сигареты Эш явно не получал, так что Питер решил спасти его от мучений. Вернувшись в дом, они присоединились к праздничным забавам. Посуду и все лишнее уже убрали, приготовив поле для настольных игр. Деваться было некуда, и Питер приготовился к очередному испытанию. Он изо всех сил старался поддерживать веселье, но сосредоточиться не получалось. Где-то здесь, в городе, у невесты Бена было совсем другое, черное Рождество, которое она встречала, проклиная жизнь и человека, убившего ее жениха за считанные недели до свадьбы. Как ей быть дальше? Как им всем быть дальше?

Питер улыбнулся и бросил кубик, но внутри у него все окаменело. Трудно веселиться, когда на руках у тебя кровь.

Глава 33

Хелен глубоко вдохнула пьянящий запах специй. Празднуя Рождество, она с особенным, дерзким удовольствием шла против течения. Ей никогда не нравилась индюшка, а рождественский пудинг она считала одним из самых отвратительных блюд, которые когда-либо пробовала. Хелен придерживалась той точки зрения, что, если тебе не нравятся праздники, не души в себе эти чувства и делай по-своему. Так что пока другие толкались в магазинах игрушек и тратили по восемьдесят фунтов за выращенную на свободном выгуле птицу, Хелен выбирала иной путь и следовала им так далеко, как только могла. Символом ее ежегодного рождественского бунта был в этот раз домашний обед из индийского ресторанчика.

– Цыпленок в шафрановом соусе, пешавари-наан, алу гоби, рис пилау и два пападама с молотым кориандром, – тарахтел, укладывая продукты в пакет, Замир-Хан, хозяин ресторанчика, за двадцать лет своего существования ставшего популярным в здешних краях.

– Отлично.

– И вот что еще. По случаю Рождества я добавлю пару «афтер эйт». Что скажете?

– Вы – мой герой. – Хелен благодарно улыбнулась и забрала пакет.

Заказ был большой, и она всегда оставляла что-то на следующий день, но в Рождество устраивала небольшой пир: раскладывала заморские яства на кухонном столе и не спеша нагружала на тарелку всего понемножку.

Прихватив пакет, Хелен отправилась домой. Никаких праздничных украшений или открыток в квартире не было; единственным, что появилось здесь за последнее время, стали папки с материалами по делам о похищении Эми и Питера, которые она принесла для детального изучения. Просматривая документы далеко за полночь, Хелен в какой-то момент поняла, что проголодалась. Она включила духовку и, повернувшись за тарелкой, зацепила локтем стоявший на столе пакет, который и свалился на выложенный каменными плитками пол. Картонные контейнеры порвались, и пахучее содержимое рассыпалось по всей кухне.

– Черт, черт, черт.

Хелен только утром сделала уборку, и теперь лимонный аромат моющего средства соединился с индийскими приправами, дав в результате едкую вонь. Секунду-другую она растерянно таращила глаза, пока они не заслезились. Охваченная злостью и досадой, Хелен все же не поддалась естественному порыву растоптать всю эту хрень и вместо этого убежала в ванную.

Ругая себя за несдержанность, она села на холодный бортик ванны, закурила и глубоко затянулась. Обычно никотин помогал успокоиться, но сейчас Хелен лишь ощутила горечь во рту. Она с отвращением бросила недокуренную сигарету в унитаз. Тлеющий огонек погас в воде. Образ, вполне соответствующий ее душевному состоянию. Каждый год она показывала Рождеству фигу, и каждый год этот жест выходил ей боком. Рой темных мыслей захватил Хелен, увлекая в водоворот отчаяния, напоминая, что она никому не нужна, что ее никто не любит. Взгляд метнулся к шкафчику, за дверцами которого прятались в укромном месте бритвенные лезвия.

Лезвие ножа резало индюшку на истекающие соком кусочки. Чарли в нахлобученном на голову бумажном колпаке была в своей стихии. В Рождестве ей нравилось все. Предпраздничное волнение охватывало ее едва ли не с начала осени и с этой поры только нарастало. Организованная по натуре, она закупала все подарки в октябре, заказывала индюшку в ноябре и, когда наконец наступал декабрь, получала от него все возможное удовольствие. Коктейльные вечеринки, рождественские песнопения, оформление подарков у камина, уютные посиделки с просмотром рождественского фильма – все это было для нее главным событием года.

– Подарки уже можно открывать? – поинтересовалась ее племянница Мими.

Такая нетерпеливая.

– Только после рождественского ланча. Ты же знаешь правила.

– Но это так долго.

– Зато какое удовольствие, когда дождешься. – Уступать в этом вопросе Чарли не намеревалась, придерживаясь того мнения, что Рождество – это сплав семейных ритуалов.

– Кого ты хочешь обмануть? – вмешался Стив. – Ты просто оттягиваешь неминуемое разочарование.

– Говори за себя, – одернула своего бойфренда Чарли. – Я стараюсь, готовлюсь, делаю покупки. Если ты ведешь себя иначе, это уж твое дело.

– Подожди, ты еще заберешь свои слова обратно. Вот увидишь, – с самодовольной уверенностью ответил Стив.

Чарли уже знала, что получит от Стива, – белье. Он уже некоторое время ронял многозначительные намеки, и к тому же их сексуальная жизнь была сейчас чрезвычайно активной. Более всего Чарли хотела ребенка. Она чувствовала – время пришло. И, сказать по правде, только этого подарка и ждала по-настоящему. Пока что никакой подвижки в этом направлении не произошло, хотя они оба прилагали к тому усилия, и Чарли впервые начала беспокоиться всерьез. Может быть, с ней что-то не так? Мысль о том, что у них не будет полноценной семьи, пугала ее – она всегда хотела двух или трех детей.

Но Рождество не самое подходящее время для неприятных мыслей, и Чарли отодвинула беспокойство подальше. Рождество – лучший день в году, и она со счастливой улыбкой резала праздничную индюшку, вкладывая в свои усилия как можно больше бодрости и оптимизма.