Водворившись наконец в отдельную квартиру, Лиля начала ее благоустраивать настолько, насколько позволяли сначала средства родителей молодого мужа, а потом — его очень приличная зарплата. Нажившись в суровых каменных палатах, крашенных до половины стены темно-зеленой масляной краской, Лиля тяготела к кружевным занавескам, вазочкам, подушечкам и всяческим другим миленьким штучкам, которые, как ей казалось, делали дом уютным. Далеко не все в ее начинаниях нравилось Рафаэлю, но она всегда умела уломать его, вовремя подластившись к нему, распахнув халатик на уже вполне созревшей бело-розовой груди и потешно произнося его имя, начинающееся с буквы, воспроизведение которой ей никак не давалось.

Когда муж приступил к Лиле с разговорами о том, что неплохо бы завести ребенка, она предложила ему пожить некоторое время (весьма неопределенное) для себя. Супруг начал убеждать ее, что ребенок, мол, тоже будет для них, и тогда Лиля устроила ему такой головокружительный праздник плоти, что Рафаэль согласился: при наличии ребенка подобная чувственная феерия невозможна. Он согласился пожить, как выразилась жена, какое-то время для себя, не зная того, что Лиля в принципе не собиралась жить для других. И дело было даже не в том, что она не могла иметь ребенка. Даже если бы и могла, ни за что больше не допустила бы собственной беременности. О ней, о Лиле, никто никогда не заботился. Ее родили и бросили в жизнь: мыкайся как хочешь. Она больше не хочет мыкаться! Она хочет жить и радоваться каждой минуте. В ее, Лилиной, жизни нет места пеленкам, распашонкам, горшкам, коляскам, велосипедам, разбитым коленкам, двойкам и родительским собраниям! Она станет жить только для себя. Даже муж, в общем-то неплохой человек, нужен был ей только для того, чтобы обеспечивать сытую красивую жизнь и выполнять секс-услуги.

И они зажили с Рафаэлем вполне гармонично. Ему казалось, что она старается из любви к нему, а Лиля с удовольствием окунулась в домашние дела, потому что никогда в жизни у нее не было собственного дома и женских обязанностей. Все это было ей в новинку и доставляло почти чувственное наслаждение. Она готовила вкусную еду и уделяла большое внимание красивой сервировке стола, поскольку ничто не должно было напоминать ей детдомовскую столовку. Она покупала красивое постельное белье, нарядную одежду для дома и никогда не надевала ни мятых халатов в цветочек, ни тренировочных штанов, ни джинсов, поскольку наносилась их в детдоме. Лиля изгнала из своего быта все казарменное, казенно-безликое. Она хотела жить празднично-нарядно — и так и жила. Со вкусом и мерой она, правда, не дружила, но Рафаэль мирился с этим недостатком жены, поскольку по-настоящему любил.

Когда Лиля решила, что жизнь наконец-то устроена как раз по ее вкусу, ей вдруг встретился Андрей Шаповалов. Это был ее мужчина, и она впервые влюбилась. Все прежние любовники лишь радовали ее тело, а муж в дополнение обеспечивал еще и нарядную безбедную жизнь. Андрея же она полюбила. Впервые плотские удовольствия освятились любовью. Ощущения оказались ни с чем не сравнимыми. Лиля поняла, что с Рафаэлем придется расстаться. Он уже предоставил жене все, что мог, и теперь должен быть удален из ее жизни…

И вот когда муж без всяких понуканий и просьб с ее стороны сам куда-то свалил из квартиры и вроде бы не собирался претендовать на ее квадратные метры, с Андреем вдруг что-то случилось. Внешне все оставалось по-прежнему: он балдел от Лилиных ласк и становился совершенно ручным, но стоило выпустить его из постели, как лицо мужчины скучнело, а между бровями все четче пролегала трагическая складка.

— Ты влюбился в другую женщину? — как-то спросила своего возлюбленного Лиля, продолжая мелко-мелко целовать его в шею.

Андрей в недоумении выгнул губы и вместо ответа спросил сам:

— С чего ты взяла?

— Я чувствую…

— Глупости, — криво улыбнулся Шаповалов, у которого и на самом деле не было никакой другой женщины. Ни в какую другую он не влюблялся, но с каждым днем все острее и острее чувствовал тоску по Лере. Он забывал о ней только за служебными делами да в жарких объятиях Лили. Выскальзывая из цепких рук любовницы, он мучился и казнился, что в очередной раз оказался слаб, и уже на полном серьезе считал себя половым маньяком и извращенцем.

— Если ты думаешь, что сможешь вот так взять да и бросить меня, — начала Лиля с незнакомыми Андрею железными интонациями, — то ты здорово ошибаешься.

— Я не собираюсь тебя бросать, — не очень уверенно отозвался он.

— Ну вот и правильно, — кивнула Лиля и хищно, по-акульи, улыбнулась. Звук «р» в слове «правильно» прозвучал как-то особенно раскатисто и зловеще. Женщина еще и сатанински улыбнулась, заявив: — Запомни, Андрей, я никогда и никому не отдаю то, что принадлежит мне.

Сразу стало очевидно, что ее заявление Шаповалову не понравилось. Он усмехнулся и спросил:

— А ты уверена, что я принадлежу тебе?

— Конечно, — ни минуты не сомневаясь, ответила Лиля. — Точно так же, как я принадлежу тебе.

Вслед за тем она опять распахнула нарядный пеньюар, отороченный легкими перышками какой-то чудной птицы, и Андрей заново ослеп от сияния ее розового здорового тела. Взмахнув рукавами, как крыльями, пеньюар отлетел в сторону, и Шаповалов опять утонул в душистой Лилиной плоти.

* * *

— Рафаэль! Как хорошо, что мы с вами догадались обменяться номерами мобильников! — крикнула в трубку Лера. — Мне совершенно не к кому больше обратиться… Понимаете, я пришла с работы, руки в ванной вымыла, хотела кран закрыть, и вдруг… Вентиль сорвался, горячая вода хлещет прямо… вы не представляете… во все стороны! Все в пару! Вы не могли бы мне помочь? Домоуправление не отвечает, я звонила, звонила… Никого! Видно, у сантехников рабочий день уже закончился… Рафаэль, я не знаю, что мне делать!

— Вот что, Лера! — деловым голосом заговорил мужчина, когда Лера перестала дурным голосом кричать в трубку. — Я смогу приехать, но не раньше чем через час. Мне надо закончить работу. Продержитесь?

— А что мне остается делать?! — опять крикнула она, будто старалась пересилить грохочущий водопад. — Так вы приедете?

— Приеду. Только… Пожалуй, сначала заеду в магазин и кое-что куплю для вашего крана. Знаете, а я ведь, когда руки у вас мыл, сразу понял, что кран долго не продержится…

— Чего же не сказали?

— Н-не знаю… Боялся, что неправильно поймете… Да и вообще… я вам в тот раз столько всякой ерунды наговорил… про юбки, брюки… В общем, не берите в голову.

— Не буду, — равнодушно выслушала про юбки Лера, поскольку сейчас ничто, кроме сломавшегося крана, ее не волновало. — Я буду вас ждать, Рафаэль! Постарайтесь, пожалуйста, приехать побыстрее!

Рафаэль возился с краном почти целый час. Вышел из ванной весь мокрый и с провалившимися глазами.

— Похоже, вы опять давно не ели, — покачала головой Лера, которая не обратила внимания на его внешний вид, когда он наконец явился спасать ее от паров горячей воды, заполнивших чуть ли не всю квартиру.