Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну раз тебя все устраивает, Феллоуз, — проговорил он и снова взял книгу.
Больше не чувствуя на себе невыносимо обжигающего взора, Джорджи сумела вернуться к работе.
Натан подглядывал за ней поверх книги. То, что она женщина, теперь бросалось в глаза. Это очень некстати. Не привлекай она его до такой степени, ему было бы проще отвести зачарованный взгляд. Ну хоть не его одного она одурачила своим нахальным надувательством.
Она как тайник в чайнице леди Дансмор. Узнав секрет, Натан хотел разобраться, как все происходит. Хотел увидеть ее с другими людьми, увидеть, как она водила всех за нос.
Доныне Натан считал камердинера стройным безбородым юношей. Сыграло на руку, что она белокурая. То, что у нее нет бакенбард, не казалось чудным. Конечно же, поначалу он к ней не присматривался, ибо она слуга, а позднее боялся испытываемого влечения. Боялся того, что познал в себе.
Отец всегда говорил: «Одежда делает человека». Это правда. Люди верят в то, что им показывают. Вскоре после приезда в Лондон Натан выяснил, что если молодой человек облачается в дорогие одежды, прохаживается с выражением скуки на лице и ведет себя так, будто имеет право помыкать другими, значит, его следует уважать.
С ней то же самое. Натан поверил, что Феллоуз — слуга, ибо она неразговорчива, осмотрительна и сливалась с обстановкой. Он поверил, что она мужчина, ибо она одевалась, говорила и вела себя как мужчина. Окружающие тоже принимали ее за мужчину. Но теперь, когда он узнал, что она женщина, истина стала очевидна. Она стройная барышня с узкими бедрами, округлым, безошибочно женским задом. Облик слишком прелестный для мужчины.
Спокойное лицо не привлекало внимания. Однако теперь, глядя на нее по-настоящему, Натан понимал, что она не просто женственна, она обворожительна. У нее тонкая линия подбородка, сам подбородок маленький и заостренный, чувственные губы красивой формы, глаза как тихое озеро. Настороженные глаза. Она хитро от него пряталась: скрывалась за челкой, склоняла взор, поворачивалась спиной. Становилась невидимкой.
Она нагнулась, облегающие бриджи натянулись, подчеркивая округлые ягодицы, тем самым как бы делая акцент на мысли, что весь этот долгий день крутилась в голове: «Феллоуз — женщина».
Член в бриджах набух, затвердел. А вдруг она заметит его состояние? Вряд ли он сумеет унять возбуждение, когда она нависнет над ним с бритвой в руке. Сия мысль будоражила. Натану нравилось, что она будет на него смотреть. Занятно следить за тем, сколь часто она на него поглядывала. Ей по вкусу то, что она видела? Или она просто держалась настороже? Он хотел, чтобы она сочла его привлекательным. Как он считал привлекательной ее.
Она повернулась к нему лицом.
— С вашего позволения, милорд, я принесу горячую воду.
Она стояла, заведя руки за спину, пристойная и бдительная, — безукоризненный камердинер.
Хотелось молвить: «Нет, постой еще минутку». Или еще лучше: «Подойди, Феллоуз. Поцелуй меня». Однако Натан всего лишь кивнул.
— Неси.
Он притворился, будто читает ту же страницу, на которую смотрел последние полчаса.
Глава 10
Харланд не покидал опочивальню все то время, что она трудилась. Дважды Джорджи предложила оставить его в одиночестве, и дважды он заверил, что все в порядке и ей не следует обращать на него внимания.
Джорджи кое-как занималась делами, ежесекундно взглядывая на расслабленного Харланда. Время от времени он отрывался от книги и ловил ее взор, а она тут же отводила глаза. Лучше бы Харланд ушел. Отчасти потому, что он ее волновал, а отчасти потому, что ей не терпелось осмотреться и разузнать у слуг, где можно разыскать документацию.
Вскорости Джорджи сбежала за горячей водой. В незнакомой кухне она встала в очередь с другими прислужниками, а попробовав их расспросить, выяснила, что о доме никто ничего не знал.
Когда она вернулась, Харланд спал. Свечи отбрасывали тени на гладкую кожу, лицо обрело мальчишеское выражение, коего она никогда не видела. Уразумев, что засмотрелась, она отвела взгляд. Рассеянность злила. Ибо сыщутся думы поважнее.
Повстречав Харланда, она познала, что такое жажда. Однако сейчас не время разбираться со жгучим желанием. Сюда она приехала для того, чтобы разыскать доказательства их с Гарри прав по рождению. Несуразное влечение к Харланду — к человеку, что должен был стать лишь мостиком к сему дому, — не поспособствует цели.
Разгневавшись на себя и на него, Джорджи с грохотом поставила чайник. Шум разбудил Харланда. Приподнявшись на локте, он обвел комнату невидящим взглядом и узрел ее.
— Прошу прощения, милорд, — прошептала она, открывая бритвенный набор.
— Ничего страшного. Пора собираться. — Харланд зевнул. — Ужин в семь.
Он встал с постели и с томной грацией потянулся, в то время как Джорджи, пытавшаяся не смотреть во все глаза, пододвинула стул с прямой спинкой. Лишь только он сел, она принялась наносить пену на лицо, заметив, что Харланд устремил на нее взор. Это смущало. Обычно он в упор ее не видел, однако ныне отслеживал каждое движение, а когда она нависла над ним, взмахивая бритвой, он наклонил подбородок и взирал на нее. Гнетущая томительная тишина стала осязаемой.
Она пыталась работать в сей тишине, пренебрегая настойчивым взглядом, но все-таки метнула на него взор — не сумела устоять — и запнулась о собственную ногу, делая шаг назад. Хватка на рукояти бритвы ослабла, с губ сорвался тревожный крик. Дабы бритва не упала Харланду на лицо, Джорджи схватилась за лезвие. Острие впилось в кожу, снова раздался истошный вопль.
Она отступила и раскрыла ладонь. Бритва упала, кровь крупными каплями потекла на пол. Она смутно заметила, как подскочил Харланд, как опрокинулся стул. Он сбросил полотенце с плеч и схватил ее за руку, глядя на два параллельных пореза: в середине ладони и на сгибе пальцев. По порезу с каждой стороны лезвия. Темно-красная кровь лениво вытекала из ран и капала, будто жирные кляксы, на пол.
— Бог мой! — Харланд обмотал руку полотенцем и крепко сдавил. — Что стряслось?
— Меня… меня качнуло. — Голова у Джорджи закружилась. — Простите, я… я растяпа…
— Не говори ерунды. Сядь.
Подтолкнув ее к кровати, он надавил рукой на плечо и вместе с тем придерживал полотенце. Едва она села, он прижал к полотенцу здоровую руку.
— Подержи.
Другим полотенцем Харланд стер пену с лица, позвонил в колокольчик, а миг спустя вновь взял ее за руку, маняще близко наклонив темноволосую голову. По пояс он все
