Нечеткость намерений, которое правительства Антанты демонстрировали по вопросу выдачи паспортов, и неопределенное положение различных социалистических организаций Антанты, в основном Британской лейбористской партии, вызвали дополнительную отсрочку даты проведения конференции. На протяжении последней декады мая в Стокгольм стали прибывать делегаты из нейтральных стран, вскоре к ним присоединились социалисты из Центральных государств, чьи правительства с готовностью предоставили средства на их поездку.

Соединенные Штаты стали первым государством, отказавшимся выдавать паспорта своим социалистам. 22 мая на основании директивы президента государственный секретарь Лэнсинг информировал все американские представительства в Европе, что правительство не намерено снабжать паспортами делегатов, которые собираются принять участие в работе конференции. Когда Морис Хиллкуит, Виктор Бергер и Алджернон Ли, избранные делегатами от Американской социалистической партии для поездки в Стокгольм, обратились за паспортами, результат был заранее известен. Лэнсинг отверг их право ехать за границу, назвав конференцию «хитроумно задуманной акцией германских военных». После короткой беседы с Лэнсингом Хиллкуит описал его как «прирожденного интригана и совершенно ненадежного человека». В стремлении придать решению правительства видимость законности, из анналов истории был извлечен старый закон, который более ста лет не применялся в законодательстве. Согласно этому закону, более известному как Акт Логана, для американского гражданина считалось преступлением участвовать в переговорах с иностранным правительством, если дискуссия касалась Соединенных Штатов. Хиллкуит возразил, что социалистические партии Европы не являются правительствами и в любом случае не участвуют в диспутах с Соединенными Штатами – аргумент, который невозможно было оспорить, если бы дело зависело исключительно от логики. Его просьба была вежливо, но непреклонно отвергнута. Тщетно Стокгольмский комитет уверял Вильсона, что конференция руководствуется теми же принципами, которые он постоянно провозглашает в своих речах.

18 июня в Стокгольме неожиданно появились три американских социалиста, Борис Рейнштейн и Макс Голдфарб от социалистической рабочей партии и Д. Давидович от маленькой Еврейской социалистической партии, заявив, что в отсутствие Хиллкуита и его товарищей они будут представлять Соединенные Штаты. Бергер отказал им в праве выступать от имени социалистической партии, но они остались на конференции в качестве представителей партий. Вполне вероятно, что они были беженцами из царской России, которые не затребовали американское гражданство. В любом случае их появление было весьма загадочным и оставалось таковым, потому что у них не было паспортов и они отказались удовлетворить любопытство служащих американского консульства на свой счет.

Всего через несколько дней примеру Америки последовало французское правительство. Неожиданные действия Французской социалистической партии в поддержку Стокгольмской конференции вынудили Рибо принять срочное решение. Сразу по возвращении из Лондона он поднял этот вопрос перед кабинетом министров. Поделиться своим мнением был приглашен маршал Анри Петен, и он до того напугал министров предсказанием морального распада армии, если в конференции примут участие французы, что те единодушно поддержали отказ в выдаче паспортов. 1 июня Рибо объявил в палате депутатов о занятой правительством по данному вопросу позиции. Отвечающий за мелкие фракции социалистов Качен предложил провести секретное заседание по этому вопросу. Его требование было встречено с пониманием, и вопрос обсуждался в течение четырех дней, но премьер-министр не изменил своей позиции. Социалисты не смирились с решением правительства и до конца года пытались на него повлиять.

Уже через несколько дней вслед за своими французскими и американскими союзниками итальянское правительство приняло подобный запрет на выезд социалистов, и вопрос о паспортах оставался неразрешенным только в Британии, где приходилось считаться с мощным рабочим движением. Пресса, этот влиятельный союзник правительства в каждой стране, провела уверенную кампанию против того, что обычно называют «стокгольмский заговор», или, как нью-йоркская «Таймс» сформулировала это на родном языке, «сугубо германской тайной игры». Находящиеся в Стокгольме иностранные корреспонденты добавили в развернувшуюся кампанию свою лепту, искажая цели конференции, и один из них даже хвастался перед коллегой-газетчиком своим, скорее всего, сильно преувеличенным вкладом в исход дела: «Думаю, я покончил с этим вопросом».

Консервативная пресса России отозвалась на позицию союзных правительств восторженным одобрением. Большевики, казалось, тоже приветствовали это известие как подтверждение на практике своей теории о буржуазном империализме. Под влиянием Ленина они занимали стороннюю позицию по отношению к идее Стокгольмской конференции, но не без разногласий даже среди вождей. По мнению одного из самых выдающихся лидеров Льва Каменева, отказ в выдаче паспортов показывал, что конференция перестала быть слепым орудием в руках империалистических правительств. Ленин резко возражал, что любой компромисс с «социал-шовинистами» будет позорным предательством социалистических идеалов, и этот ответ был с готовностью воспринят партией в качестве ее официальной доктрины.

Временное правительство без особого успеха пыталось внутри страны сделать вид, что целиком сочувствует идее конференции, а за границей – продемонстрировать свою резко отрицательную позицию.

Петроградской Совет продолжал действовать как решительный сторонник конференции и 2 июня обратился с новым призывом по поводу Стокгольма ко всем социалистическим и рабочим организациям. Прежние средства достичь демократического мира Петросоветом были быстро пересмотрены, и теперь скорейшим путем к достижению этой цели была провозглашена интернациональная социалистическая конференция. «Ее принципиальной целью, – гласил манифест, – должно быть соглашение между представителями социалистического пролетариата в отношении прекращения политики «национального единения» с империалистическими правительствами и классами, которое исключает возможность борьбы за мир, а также соглашение относительно методов и средств этой борьбы».

Смущенная и растерянная Британская лейбористская партия ожидала возвращения Хендерсона, прежде чем принять окончательное решение в пользу или против конференции. В середине июля он выехал из Петрограда и направился из Абердина в Лондон в сопровождении четырех депутатов Петроградского Совета: Иосифа Гольденберга, Генриха Эрлиха, Николая Русанова и Е. Смирнова, которые надеялись, что их присутствие в Западной Европе подтолкнет сонных социалистов Антанты к действию. Сразу по прибытии Хендерсон отправился на консультации с лидерами лейбористской партии. Ллойд Джордж, недовольный доказательством, что его министр предпочел свое членство в партии государственной должности, назвал его зараженным в результате «серьезного контакта с революционной малярией в России», что неверно определяло настроение Хендерсона в то время. Тем не менее он стал ярым сторонником Стокгольской конференции, но не по революционным соображениям, а по той же причине, по которой Ленин так яростно возражал против нее, видя в ней единственное средство умиротворить Совет и удержать Россию в войне. В то же время премьер-министр и его коллеги стали склоняться к мнению, что идея Стокгольма безнадежно скомпрометирована присутствием «кайзеровских наемников». И это несмотря на совет Бьюкенена, чей патриотизм был выше подозрений. «Будет ошибкой, – докладывал он в министерство иностранных дел, – предоставить германцам свободное поле деятельности в Стокгольме, тем более что здесь это подставит нашу позицию превратному толкованию. Если решения конференции не способны поколебать нашу позицию, я не вижу, каким образом присутствие на ней британских социалистов может нанести ущерб нашим интересам».