— Эви! Милая, что с тобой? Почему ты плачешь? — зачастила сестренка, сама шмыгая носом.

— Тебе здесь плохо, маленькая? — сжал мою руку кузен, с тревогой вглядываясь в мое лицо. — Тебя обижают?

— Нет, что вы! — начала я размазывать слезы по лицу и улыбнулась через силу. — Это я по вам соскучилась! А теперь я просто счастлива!

Мы просидели втроем больше часа, то обнимаясь, то смеясь, а то и плача. Кузен помог мне лечь на кровать, потому что день сегодня выдался очень суматошный, и с утра я еще ни разу не смогла прилечь и отдохнуть.

Софи расспрашивала меня про бал во дворце, про одежду местных модниц, про короля и королеву. Я старалась утолить ее любопытство, но с сожалением поняла, что ничего толком не рассмотрела. Поэтому и отвечала лишь общими словами, такими как «красиво, изумительно, дорого, богато, роскошно»… Правда, сестренка удовлетворилась и этим, всё же она еще слишком мала, чтобы что-то смыслить в моде, да и короля с королевой она уже видела на портретах в учебнике по истории государства, который ей приходилось изучать с приходящим учителем.

Андреас терпеливо ждал, когда Софи наговорится, и лишь с улыбкой наблюдал за нами, время от времени поправляя на мне тонкий плед или убирая невидимые пылинки со своего рукава. Наконец сестренка выдохлась и отправилась изучать мою комнату и вид из окон. Она подолгу стояла перед полками, прежде чем взять в руки какую-нибудь безделушку и рассмотреть ее вблизи. А потом зависла у окна, наблюдая с особым интересом то, как по улице проезжают богатые экипажи и пробегают служанки с поручениями от своих хозяев.

Этим сразу же воспользовался Андреас. Пересев ко мне поближе, парень взял мою руку в свои ладони и мягко погладил, а потом и вовсе поцеловал, с улыбкой заметив:

— Вроде бы расстались совсем недавно, а ты успела сильно измениться, Эви!

— Не прошло и дня, Андреас, о каких изменениях ты говоришь? — улыбнулась я.

— Сам удивляюсь, — признался он, — но за эти несколько часов ты заметно похорошела!

— Может быть, все дело в новых платьях? — предположила я, пожав плечами. — Дома ведь не нужно было прихорашиваться и делать какие-то прически, а тут положение обязывает в любое время дня и ночи выглядеть достойно звания жены герцога Ксорда.

Кузен подметил мою горькую улыбку, но тактично промолчал, лишь ободряюще сжал руку. Я решила воспользоваться случаем и расспросить его хотя бы о некоторых напрягающих меня моментах.

— Андреас, а напомни мне, пожалуйста, как у нас появилась та кровать, в которой я лежала у нас дома? — спросила я. — Я очень удивилась, когда увидела тут точно такую же!

Кузен оглядел мое ложе и ответил:

— Ничего удивительного, ведь мы приобрели ее у герцога Ксорда!

— То есть у него есть магазин с такой мебелью? — поразилась я.

— Магазина у него, насколько я знаю, нет, но мебель можно заранее заказать любую.

— Тогда, получается, у него есть мебельная фабрика?

— Фабрика? — переспросил Андреас. — Да нет, скорее, мастерская, где работают маги.

Я зарубила себе на носу обязательно поднять тему магии, а пока захотела раскрыть до конца этот вопрос о производстве специальной мебели для инвалидов.

— И давно Его Светлость занимается проблемами немощных? — спросила я.

— С тех пор, как его мать стала такой после страшного падения с обрыва, — понизил голос до шепота парень. — Насколько я знаю, она почти месяц перед смертью мучилась из-за паралича конечностей. Старый герцог быстро переключился на молоденьких любовниц, но сын до последнего ухаживал за ней. Поэтому он и взялся за разработку таких конструкций, только, к сожалению, не успел. Герцогиня умерла во сне, и смерть ее была очень загадочной. Поговаривали, что ей помогли уйти за грань. Но Тармон не стал раздувать скандал. Ее похоронили в семейном склепе Ксордов. И произошло это десять лет назад.

— Печальная история, — произнесла я, задумчиво потирая подбородок. — А я и не знала, что Его Светлость так добр! Другой бы озлобился, а он решил помогать другим пострадавшим от несчастного случая…

— Теперь расскажи же о себе, Эви! — перебил мои философские размышления кузен. — Как к тебе отнеслись во дворце? Никто не обижал тебя? Герцог вел себя корректно?

Сразу же вспомнились нахальные графини, но я быстро прогнала их из своей памяти.

— Все было чудесно, Андреас! — ответила я, постаравшись улыбнуться искренне. — Король поздравил нас с бракосочетанием. А потом мы танцевали вальс.

— Танцевали? — не поверил тот. — В кресле?

— Нет, конечно, — рассмеялась я. — Герцог танцевал со мной на руках, и, мне кажется, никто его за это не осудил, по крайней мере, никто не возмущался и пальцем в нас не тыкал.

— Значит, тебе все понравилось? — недоверчиво спросил кузен.

— Безумно понравилось! — изобразила я на лице восторг.

Андреас, скорее всего, не поверил, но цепляться не стал. А я поспешила задать следующий интересующий меня вопрос:

— Почему дома вы не рассказывали мне о магии, Андреас?

Парень замялся лишь на секунду, но я все равно заметила.

— Просто не было подходящего момента, — дернул он плечом. — Понимаешь, так уж получилось, что никто из нашего рода не владеет магией. Да и вообще маги встречаются не во всех семьях. И это нормально, Эви.

Почему же мне тогда кажется, что кузен пытается убедить в этом себя, а не меня? Неужели чувствует себя ущербным?

— Значит, ни у Клементов, ни у семьи Фрисов никогда не рождались маги? — спросила я.

— Никогда, — развел он руками.

— Жаль! — выдохнула я и увидела, как Андреас грустно опустил голову. — Эй, не грусти! — потрепала я его за волнистые волосы. — Ты же не один такой! Нас, я так думаю, большинство! Я права?

— К сожалению, — вздохнул парень. — Ведь если бы тогда у нас были способности к магии, мы бы имели возможность попробовать исцелить тебя!

— О чем ты говоришь? — не поняла я. — По-твоему, меня можно было бы поставить на ноги при помощи магии?!

— Тогда — да, — подтвердил кузен. — Но мы были так опечалены уходом Варлина и Офелии, что никто не догадался обратиться за помощью к магам, чтобы помочь тебе… А потом… было уже поздно!

Я была ошеломлена этой новостью! Вернее, даже ошарашена! Эвелина оказалась в таком положении по вине собственных родственников? У нас бы это назвали «преступной халатностью»! Не мудрено, что девушка целыми днями лишь плакала и истерила! Тем более, если она знала, что беда ее была поправима, но близкие ей люди вовремя не озаботились ее лечением! И не был ли ее поступок, закончившийся моим переселением в ее тело, своеобразным протестом против тех, кто осудил ее на пожизненное лежание, хоть и обеспечил удобной кроватью?