День перед паломничеством.

Облако нависло над долиной, где на склонах извилистого ущелья расположилась Мекка. Однако вместо дождя налетел самум, настолько удушливый, что вверг все живое в борьбу за глоток воздуха. Собаки укрывались в тени старых стен; птицы летали с раскрытыми клювами; растения поникли, а листва повисла и свернулась, как корица на просушке. Если обитатели города не находили покоя в своих домах из камня и глины — каковы же были страдания для тех, кто еще не обрел надежного пристанища на знойной равнине Арафата?

Усердный паломник, послушный закону, всегда торопится по прибытии в Священный город первым делом посетить аль-Харам. Если ему случится увидеть святилище впервые, его любопытство, само по себе простительное, сочетается с должным благочестием. Индийский князь лишь подтвердил это правило. Он поставил свои палатки вблизи палаток эмира аль-Хаджа и шарифа Мекки под горой Милосердия, как название Арафат переводилось правоверными. Обеспечив таким образом сохранность своего имущества, он, ради удобства и большего личного комфорта, нанял дом с окнами, обращенными на мечеть. Этим он поддерживал свое достоинство как индийского князя. Нищие столпились у его дверей, являя живое воплощение ожиданий, уже вызванных его титулом и величием.

С проводником, свитой и Нило, держащим над его головой зонт из легкой зеленой бумаги, князь появился перед главным входом на священную площадь с северной стороны.

Они шли, обнажив головы и приняв подобающее торжественное выражение лиц, в своих свежих и безукоризненно белых одеяниях. Медленно шествуя вперед, пройдя под рядом наружных арок, они спустились по лестнице в зал, где оставили зонт и обувь.

Далее знатный паломник оказался в крытой аркаде святилища, полностью ограждавшей территорию вокруг Каабы. Здесь тянулась мостовая из нешлифованных камней, а справа и слева — беспорядочное множество высоких колонн, скрепленных арками, которые, в свою очередь, поддерживали купола. Тут собралось много паломников с непокрытыми головами и босыми ногами; людей загнала сюда нестерпимая жара: одни, сидя на камнях, перебирали четки, другие медленно прохаживались вокруг. Никто ни с кем не разговаривал. Молчание было данью несказанной святости места. Освежающая тень, торжественная тишина, белизна одежд соответствовали гробницам и их призрачным обитателям.

На площади, куда князь вышел, первым предметом, завладевшим его вниманием, была сама Кааба. При виде ее он невольно остановился.

Галереи, если смотреть с площади, представляли собой сквозные колоннады. Семь минаретов, опоясанные красным, голубым и желтым, возвышались колоннообразным рельефом на фоне неба и гор по южной стороне. Галереи окружало покрытое гравием пространство; затем в сторону центра вела узкая мостовая из грубых камней, низкая ступенька выводила к следующему покрытому гравием участку; затем следовала другая мостовая — шире предыдущей и заканчивающаяся такой же ступенькой, которая вела на третий участок, посыпанный песком; от него шла третья мостовая, окаймленная позолоченными столбами и длинным рядом светильников, которые зажгут с заходом солнца.

Последняя мостовая была из серого гранита, отполированная до зеркального блеска миллионами прошедших по ней босых ног, и на ней, подобно пьедесталу монумента на плите, покоилось основание Священного дома из прозрачно-белого мрамора высотой примерно в два фута и плоским, скошенным по сторонам верхом. Все сооружение было украшено массивными медными полосами. На этой основе возвышалась Кааба, продолговатый куб, сорока футов в высоту, четырнадцати футов в ширину и восемнадцати шагов в длину, полностью покрытый черным шелком, не украшенным ничем, кроме единственной широкой каймы с вышитыми золотом изречениями из Корана. Свежесть этого просторного, мрачного покрова свидетельствовала о том, как быстро обрел надлежащее место дар султана, и о том, что молодой эмир — что бы с ним больше ни приключилось — был уже благополучно избавлен от бремени.

Из всего многообразия подробностей еврей удостоил размышлением только саму Каабу. Сотни миллионов человек во всем мусульманском мире молятся по пять раз в день, обращая лица к этому траурному сооружению! Эта мысль, при всей ее банальности, пробудила другую, готовую к его услугам. Времени для выбора формулировок не оставалось, но он почувствовал, что его мечты о том, чтобы стать арбитром, развеялись напрочь. Замысел основоположника ислама был слишком надежно исполнен и сейчас слишком упрочился, чтобы его поколебать, разве что по воле Божьей. Была ли она с ним, эта всевышняя воля? Невыносимая душевная мука, сопровождаемая ослепительным блеском, подобным молнии, и непроглядным мраком вслед за ней, исказила его черты, и он инстинктивно закрыл лицо руками. Его спутник заметил это движение, но превратно истолковал его.

— Не будем торопиться, — сказал он. — Многие до вас с первого взгляда сочли Дом ослепительным. Хвала Аллаху!

Выражение сочувствия странно подействовало на князя. Темнота под прижатыми к векам руками уступила место розовому свету, в полноте которого он увидел Дом Бога, созданный некогда Соломоном, а впоследствии заново выстроенный Иродом. Видение показалось реальным, а сравнение — неизбежным. Кто-то смог предположить, что он, знакомый с великолепием творения сынов Израиля, ослеплен этим плодом арабского зодчества, лишенным грации очертаний, столь примитивным и невыразительным, не вдохновленным ни вкусом, ни гением, ни божеством, которому он посвящен! Отрезвление наступило мгновенно. Уронив руки, он еще раз оглядел укрытую черным саваном святыню и всю площадь.

Он увидел толпу верующих у северо-восточного угла Дома и, поверх их голов, два небольших открытых строения, которые, по многочисленным описаниям, он опознал как места, отведенные для молитвы. Поток верующих обходил вокруг мраморного основания святыни; одни шли, другие бежали трусцой; те, что появлялись у северо-восточного угла, останавливались — вот она, Кааба! Непрерывный гомон в ограждении не давал эху умолкнуть. Осмотревшись вокруг, еврей спокойно сказал:

— Хвала Аллаху! Я пойду вперед.

Сердцем он уже жаждал очутиться в Константинополе — ислам, это было ясно, к нему бы не прислушался; христианство могло оказаться сговорчивее.

Вместе с толпой он прошел через ворота Сыновей Старой Женщины, оттуда — к пространству перед источником Замзам; не забывал он ни о молитвах, предписанных во всех этих местах, ни о бессловесных слугах, которые сопровождали его. Знаменитый колодец был плотно окружен непроходимой толпой.

— Место для высокородного хаджи — для индийского князя! — выкрикнул проводник. — Где он, там нет бедных, — дорогу!

Тысячи глаз обратились в сторону знатного паломника, и, когда ему освободили путь, множество служителей у источника наполнили кувшины святой водой: не каждый день появлялся здесь индийский князь.

Он глотнул из кувшина, из которого пила его свита; когда они двинулись прочь, все кувшины были оплачены, чтобы помочь вернуть зрение всем слепым в караване.

— Нет Бога, кроме Аллаха! — одобрительно гудела толпа.