— Искусство завоевывать женщин — самое древнее военное искусство, — прервал ее маркиз, входя в гостиную. — Каждая женщина защищает свое целомудрие, а каждый мужчина стремится заполучить это сокровище. Таков закон природы.

— Подмечай знаки внимания, — продолжала Беатриса, посвящая меня в стратегию завоевания женщины. — Внимательно наблюдай за тем, как она отвечает на твой взгляд, как смотрит на тебя во второй раз, оглядывается тебе вслед. Возможно, она поигрывает при этом своими украшениями, поправляет прическу или обнажает шею…

— Особенно женщина ценит в мужчине… — начал было маркиз, но потом замолк, позволяя Беатрисе развить эту мысль.

Ее губы почти касались моих, и я ощущал ее горячее дыхание.

— Умение хранить тайну. — Она слегка отпрянула и сжала мою дрожащую руку в своих ладонях. — Не гордость и не тщеславие, а всего лишь умение хранить тайну. Сама жизнь женщины и будущее ее детей зависят от того, насколько мужчина владеет этим искусством. Именно поэтому женщины всегда искали мужчин, от которых исходит ощущение надежности, как от женщины исходит аромат духов.

— И каким же образом мужчина может внушить такое доверие? — заинтересовался я.

— В первую очередь он должен победить собственный страх, — снова заговорил маркиз.

Он сделал жест Фернандо, чтобы тот подошел и вручил мне шпагу. Я слегка обнажил клинок и проверил, насколько он острый.

— Многие мужчины проявляют храбрость в бою, но совершенно теряются, оказавшись лицом к лицу с безоружной женщиной, — заметила Беатриса.

— Довольно болтовни. — Маркиз нетерпеливо помахал передо мною клинком. — Настало время преподать тебе первый урок и обучить искусству фехтования. Если ты намерен наслаждаться объятиями жен и дочерей, то должен уметь защитить себя от мужей и отцов.

Он жестом пригласил меня следовать за ним. Я вытащил шпагу, а ножны отдал Фернандо. Мне стало немного не по себе, но Беатриса поцеловала меня напоследок, и вкус ее поцелуя, оставшийся на губах, придал мне решимости и мужества.

Маркиз привел меня в зал, освещенный горящими факелами. В середине мраморного пола был нарисован круг. Пересекающие его линии складывались в какой-то странный символ.

— Войди в волшебный круг Тибальда, — приказал мне маркиз, стоя на другой стороне. Между нами по диаметру круга был изображен скелет человека, вытянувшего руку над головой. Пальцами ног он как бы касался одной стороны круга, а указательным пальцем — противоположной.

— Все люди лживы, рано или поздно они предадут тебя, а геометрия — никогда. Каждая из этих линий показывает направление возможной атаки.

Он поднял свою шпагу так, что рукоять оказалась прямо у него перед лицом, а потом резко рассек клинком воздух. Звук его приветствия был похож на угрожающий свист кнута. Волнуясь, я, как умел, повторил это движение.

На фоне широких плеч и мощной груди маркиза шпага в его руке смотрелась, как кинжал. В другой руке он держал фужер с вином, причем в задачу входило не пролить ни капли. Он двинулся вдоль круга приставным шагом, а я повторял его танец в противоположном направлении.

— Направляй клинок не вверх, а прямо на меня. Я не ангел, который парит над тобою в небесах.

В этот момент он вступил в тень, и я почти потерял его из виду.

— Используй тень, используй солнечный свет, используй любое преимущество. Мертвый человек никогда не обвинит тебя в жульничестве.

Я направил лезвие в его сторону, но удерживать шпагу в таком положении было тяжело. Мне явно недоставало тренировки, ведь монахини приучили меня даже нож не использовать за пределами кухни.

— Никогда не опускай шпагу, — сказал он, наблюдая за моими мучениями.

В комнате было очень жарко, и моя рубашка взмокла от пота. Тут он сделал выпад, и я попытался оттолкнуть его клинок своим. При этом я невольно опустил руку, прикрывая тело, и острие шпаги оказалась направленным совсем не в ту сторону. Лезвие его шпаги оцарапало мне плечо. Я почувствовал острую боль, а потом увидел кровь.

— Это поможет тебя запомнить, что шпага всегда должна находиться между тобой и противником. Попробуем еще раз!

Во время этого урока маркиз был мне и учителем и противником одновременно. Он научил меня действовать плечом, локтем и кистью, научил использовать широкую часть клинка против узкой, показал, как удобнее держать руку, чтобы оружие всегда находилось в опасном для противника положении. Наши движения напоминали танец, но мы оба понимали, что этот танец означает смертельную схватку. Мы продолжали передвигаться по кругу, карауля подходящий момент, чтобы сделать очередной выпад или отбить атаку. Всякий раз, когда я делал ошибку, он задевал клинком мое тело, и одежда на мне была располосована в клочья. На белой рубашке там и тут проступали пятна крови. Но я молча продолжал драться, не обращая внимания на раны, и в конце концов научился останавливать его лезвие до того, как оно коснется моего тела. Маркиз удовлетворенно кивнул.

— Единственный человек, которого невозможно победить на дуэли, тот, которому нечего терять, — сказал он.

Пот уже струился у меня по лицу и по спине, но мы продолжали снова и снова делать выпады. Мне помогала природная сноровка, а чутье подсказывало, что именно он задумал и каким будет его следующее движение. Я научился этому, живя в монастыре, когда стремился выполнить все пожелания и просьбы, прежде чем сестры успеют их высказать. В какой-то момент мне удалось не только блокировать выпады противника, но и перейти к нападению. Я очень удивился, увидев, как маркиз отступает. Осознав силу своего клинка, я испытал неведомое прежде ощущение власти.

— Вот это да! — воскликнул он с отеческой гордостью, когда фужер с вином выскользнул из его вспотевших пальцев и разбился о мраморный пол, а кроваво-красные брызги разлетелись во все стороны.

Маркиз выразил желание тренировать меня ежедневно и даже пригласил жить к себе во дворец. Он научил меня не только обращаться со шпагой. Довольно скоро я уже мог оценить и узнать на вкус четыреста сортов старинных вин, а что касается духов, то я научился различать не менее шести дюжин ароматов. Мой нюх произвел на него особенно сильное впечатление, поскольку обоняние, по его словам, развить гораздо труднее, чем вкус.

Обедали мы за одним столом, а в свободное время я мог разгуливать по дворцу. Единственной платой за обучение были особые поручения, которые он давал мне не слишком часто. Все остальное время я учился. Он поощрял мою тягу к чтению и разрешал пользоваться библиотекой, которая содержала более трех тысяч религиозных и светских книг.

— Вольнодумец — это не просто человек, свободный от условностей морали, — сказал он однажды, когда мы вошли в круглую комнату, где помещалась его тайная библиотека. — Вольнодумец — тот, кто мыслит свободно, кто стремится узнать правду о жизни и постичь те силы, которые управляют людьми. Тренированное тело — ничто без просвещенного ума.

Однажды Фернандо принес мне одежду благородного господина, чтобы я мог выглядеть как кабальеро. Слуга терпеливо научил меня правильно одеваться, а один из портных маркиза подогнал платье по моему размеру. И все-таки мне продолжало казаться, будто я нарядился в театральный костюм. Кружевной воротник впивался в шею, от чулок чесались ноги. Тогда я впервые осознал, что высокое положение в обществе связано с определенными неудобствами.