– Да, – так же, почти не разжимая губ, ответила я.

– Эрта, – поправил меня виер, требуя ответить на марголинском.

– Эрта, – поправ все свои принципы, повторила я и…

Так лжевиер смотрел на мою копию, а теперь оригинал награждал теплым, полным радости взглядом меня. И улыбка сама расцветала на губах, а руки тянулись к стоявшему напротив мужчине. Я хотела быть ближе к нему, касаться, тонуть в темных глазах и слышать дыхание. И мне казалось, что оно будет одним на двоих. Общим.

– Ларин, нам пора. – Кузен все же набрался мужества и вмешался: – Сожалею, но мы вынуждены покинуть прием. Моей сестре… – Мариус бросил на меня предупреждающий взгляд, – нездоровится.

Сдавленный стон раздался со стороны гостей. Тереза обмякла на руках будущего мужа.

– Да осветит луна ваш путь. – И мне: – Идем.

Я не стала спорить. Едва кузен закрыл собой виера, как жгучий стыд затопил всю меня. Произошедшее показалось злой шуткой. Избегая смотреть на виера, я последовала за кузеном и Антиором, уносившим бессознательную – хотя скорее просто хорошо игравшую на публику – кузину.

– Я запрещаю, – догнал нас у самого порога голос виера. Сказано было на марголинском и, похоже, предназначалось Антиору.

Жених кузины вздрогнул, его лицо искривилось от внутренней борьбы – и он кивнул, будто не в силах нарушить приказ виера.

Мы уходили, и я с трудом подавила желание обернуться. Все внутри протестовало, будто, уходя, я совершаю главную ошибку в своей жизни.

Я прикусила губу и ускорилась, догоняя возглавлявшего наше шествие кузена. Тереза приоткрыла один глаз, но, убедившись, что мы еще не покинули границы загородного имения виера АльТерни, застонала и снова картинно обмякла.

– Еще чуть-чуть, – подбодрил ее Антиор, жестом дал понять ожидавшим кучерам, что нам требуется экипаж, и осторожно передал Тери кузену, который первым сел в карету.

Я протянула было руку, чтобы опереться на ладонь Антиора, но он виновато покачал головой, пряча руку за спину.

Я недоуменно вздернула брови, но объяснений так и не дождалась. Ни на улице, ни в карете, когда уже даже Тери перестала изображать обморок и села, с сочувствием глядя на меня.

– Что это вообще было? – требовательно поинтересовалась кузина, переводя взгляд с жениха на брата.

Мариус поморщился и отрицательно качнул головой, давая понять, что объяснения никто не дождется. А вот Антиор… Я видела, как играют желваки на его лице, как он вдыхает глубоко, будто собирается прыгнуть в водопад, и как после опускаются его плечи, словно он чувствовал вину. А еще он избегал смотреть в глаза – будто даже они могли быть чересчур красноречивы.

– Кузен? – окликнула я Мариуса, и ему пришлось оторваться от постукивания пальцами по колену. Натянуто улыбнувшись, он сплел их, желая унять нервную дрожь, и тихо ответил:

– Я не знаю, Лари. – Мариус расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Хмыкнул и поступил так же и со второй. – Ни что произошло, ни к чему это приведет.

– Понятно к чему, – фыркнула Тереза, которая была спокойнее нас всех. – Виер собирался ухаживать за кузиной и выглядел крайне решительно. Едва ли даже твой отказ, брат, смог бы что-то изменить. А раз Лари согласилась… – Кузина развела руками, подумала и подмигнула мне: – Полагаю, в ближайшее время мы начнем продавать твои букеты.

– Не будет цветов, – похоронил планы невесты Антиор.

– Совсем? – Тереза недоверчиво воззрилась на жениха.

– Почти, – признался тот. – А тот цветок, что будет, никто не посмеет купить.

– Какой такой цветок? – Кузина прищурилась.

– Особенный, – уклончиво заметил виер и пообещал: – Я подарю тебе такой же, не беспокойся.

Мы с Мариусом переглянулись. Не знаю, о чем подумал кузен, но он не мог знать о нашем уединении с виером АльТерни на балконе, не слышал его слов, не видел его глаз. И если я пыталась свести к недоразумению его просьбу о моей руке, то сам виер, будто наоборот, подчеркивал свои притязания.

– Лари?

– Все хорошо. – Я криво усмехнулась. – Просто устала. Слишком много впечатлений.

– Распоряжусь, чтобы тебе заварили отвар, – пообещал Мариус, и больше меня не отвлекали.

Я смотрела на ночной город, по улочкам которого, поскрипывая, везла нас карета. В другой ситуации я бы наслаждалась плавностью ее хода, думала о том, где бы достать чертежи ответственной за это чудо-детали, но сейчас я не могла ни на чем сосредоточиться. В груди щемило, словно тело наказывало меня за предательство его желаний, а кожа на руке, там, где касались губы виера, казалось, вот-вот прожжет перчатку. Жар разливался по всему телу, опаляя щеки, выдавливая капельки пота на лбу…

– Лари, тебе нехорошо? – первой заметила (или просто рискнула спросить) Тереза.

Я кивнула, прикрыв глаза. Холодная ладонь кузена коснулась лба, и он тихо, будто знал, что громкие звуки могут мне повредить, распорядился:

– Ложись ко мне. До дома осталось немного.

И я сползла к нему на колени, прикрыла глаза и провалилась во тьму.

* * *

Крик незнакомой птицы заставил меня открыть глаза. Комната тонула во мраке, лишь у стола, практически разрядившись, тлел осветительный камень. Тряпка на лбу давно стала сухой. Я потянулась было, чтобы ее убрать, но со стоном отказалась от поспешного решения. Тело болело. Болело так, как никогда прежде. Даже после занятий танцами, когда мадам подстегивала наши старания ударами розги, я не чувствовала себя настолько плохо.

– Я сожалею.

Тихий, вкрадчивый голос сорвал с моих губ истеричный смешок. Не делая попыток ни повернуться в сторону звука, ни, напротив, лишить незаконного гостя возможности видеть мое лицо, я тихо проговорила:

– Кажется, это ваше ежедневное состояние.

Сказала – и тут же пожалела: во рту было так сухо, что едва ли даже в Таласке нашлось бы место противнее.

– С тех пор, как увидел вас, – не стал спорить виер.

Звякнуло стекло, вода с журчанием устремилась вниз, а потом я почувствовала ее запах. И да, я знала, что вода ничем не пахнет, если это свежая, чистая вода, какую мне и предложили в чашке, но теперь я готова была поспорить, что у нее был запах. Запах сырости, влаги, запах звенящих волн, что схлестнулись в моей кружке.

Не без посторонней помощи я присосалась к своему целительному источнику и выпила его до дна. Выдохнула, блаженно сощурившись, и попросила:

– Еще.

Виер не возражал. Он будто только затем и пришел, чтобы подменить прикорнувшую в кресле и мирно посапывающую Лираен.

Вторая кружка, третья, четвертая… С каждым глотком ко мне возвращалась жизнь и приходило нехорошее осознание: я даже на помощь позвать не могу или запустить в служанку подушкой, если не хочу раз и навсегда оказаться связана с виером. Ведь