семьи девушки. И ее собственного, – добавила я, вспомнив о маленьком нюансе, на котором настаивали и виер, и я сама.

– И я собираюсь их получить, – заверил меня собеседник. – Как и вашу руку.

И мне вновь протянули раскрытую ладонь. Пришлось смириться, повторив про себя «это простая вежливость, не более», и под насмешливым, будто ему были доступны мои мысли, взглядом вложить пальцы в ладонь виера.

Того, что произошло дальше, я не ожидала. А потому замерла, ошарашенно наблюдая, как легко с ладони слетает перчатка (будто и не я дома потратила не меньше четверти часа, чтоб ее натянуть) и как виер склоняется к моей руке, чтобы запечатлеть на тыльной стороне ладони легкий поцелуй.

Это было неправильно, нечестно, абсолютно неэтично… но от неведомой прежде ласки все внутри напряглось. Дыхание сбилось, и каждый вдох набатом отдавался в ушах. Вдох, переходивший в стон. Шумный, всхлипывающий, жадный…

Я не понимала, почему так происходит. Почему, стоит губам виера прикоснуться к коже, все внутри замирает, словно перед прыжком в бездну, почему тело так остро реагирует на простое (мне хотелось так думать!) прикосновение, почему мысли путаются, оставляя противоречивые желания… Одно – сбежать и забыть происходящее как страшный сон, и второе, требующее, настойчиво жаждущее узнать, на что еще способны прикосновения виера.

– Хватит, – жалобно, будто сама была с собой не согласна, попросила я. Тело дрожало, и было приятнее думать, что холод ночи тому виной.

– Прошу прощения, – без капли раскаяния произнес виер.

Мы встретились взглядами, и там тоже не было ничего и отдаленно похожего на вину, скорее – на сожаление. А еще я видела там обещание. Он будто без слов говорил: мы продолжим, обязательно продолжим. И от его взгляда, от этого немого зарока, по телу огненной волной прокатывалось… предвкушение?

– Вы… Вы не должны так поступать.

– Не должен, – легко согласился виер и отпустил мою руку. Она плетью упала и повисла вдоль тела. Без перчатки, зато со следами поцелуев. – И я готов взять ответственность.

– Нет. – Я отрицательно покачала головой. Слишком резко, слишком активно, чтобы перед глазами не поплыло. – Я не разрешаю. Я не доверяю вам. И ухаживать за мной…

– Это решит ваш кузен, – резко оборвал меня виер и, не глядя, бросил мне перчатку.

Я попыталась поймать его взгляд, чтобы хоть так получить подсказку, но собеседник упорно избегал смотреть мне в глаза.

– Идемте, – дождавшись, пока я закончу приводить себя в порядок и спрячу следы недавней вольности, позвал виер. Голос не был столь холоден, будто мужчина взял себя в руки, но теперь уже я избегала на него смотреть.

– Вашу руку, – подойдя к дверям, потребовал виер и пояснил, видя, как я прячу обе ладони за спину: – Если вы не хотите, чтобы посторонние знали о нашей отлучке, вам лучше поступить так, как я прошу.

Я закусила губу, не представляя, чего ожидать на сей раз, но все же вложила дрогнувшие пальцы в его ладонь. Теплое прикосновение заставило прокатиться по телу настоящую волну пламени, но виер не стал пользоваться ситуацией. Не в этот раз. И следом за жаром я словно вышла на мороз. Кожу закололо миллионом иголочек, мир утратил четкость, зато… никто не заметил, как мы прошли внутрь. Люди расступались, будто чувствуя что-то, но ни вопросов, ни удивленных вздохов этот внезапный порыв отойти в сторону не вызывал.

А мы танцевали. Не настоящие мы, а копии, но все равно это было красиво и завораживающе. Я-не-я как заколдованная смотрела на своего партнера, а на его губах играла довольная улыбка. Такая, словно он разом стал владельцем всего мира – не меньше. И мне на мгновение даже жаль стало, что это всего лишь высококачественная иллюзия, и мне настоящей едва ли доведется заслужить подобный искрящийся радостью взгляд.

– Будет лучше, если вы мне улыбнетесь, – посоветовал виер, останавливаясь посреди зала и нисколько не смущаясь того, как через его фигуру проходит иллюзия. Поднял руку, переплетая наши пальцы, и напомнил: – Улыбка.

Я послушно растянула уголки губ, запрокинула голову, как делала это моя копия, глядя на партнера, и улыбка больше не была натянутой. Глядя в глаза виеру, мне действительно хотелось улыбаться. Несмотря ни на что – просто от его присутствия рядом. И стоявший напротив мужчина также не считал нужным скрывать, что моя близость приносит ему удовольствие.

И когда я, казалось, готова была пойти за ним куда угодно, со всех сторон обрушился шум. Музыка ударила по нервам последним аккордом. Аплодисменты зрителей заглушили облегченные вздохи уставшего оркестра.

Виер медленно разжал пальцы и, скользя ладонью сначала по перчатке, а потом и по обнаженной, ставшей чересчур чувствительной коже, наконец коснулся моей вспыхнувшей от смущения щеки. Отступил на шаг, обернулся, встречаясь взглядом с сердитым кузеном, и твердо, будто и не спрашивал вовсе, а ставил Мариуса в известность, сказал:

– Господин Загресси, вы же позволите мне ухаживать за вашей кузиной?

Я прикусила губу, затравленно глядя на невольных зрителей, но им, казалось, было все равно. Уже не было ни удивления, ни шока – только довольные смешки. Дескать, все идет по давно известному сценарию, чему уж тут удивляться?

На лице Мариуса заиграли желваки. Он не мог не услышать пренебрежения в голосе виера, но и отказать тоже не мог. Разве что ценой всего проекта, сулившего слишком большую прибыль. Бросив быстрый взгляд на меня, кузен выдохнул, словно навсегда попрощавшись с несбывшейся мечтой:

– Если моя кузина посчитает вас достойным этой чести.

– Ларин?

Хриплые нотки в голосе виера заставляли меня терять голову. Умоляющий взгляд кузена давил на совесть. Тереза замерла, перестав теребить платок, а Антиор… настойчиво кивнул, будто знал больше нашего.

– Я… разрешаю.

Глава 4

Если бы драконы существовали…

Наверное, я ждала чего угодно, но только не полного облегчения выдоха виера. Словно мое решение действительно было важным для него, будто он готов был отказаться от своих стремлений, если бы я сказала «нет».

– Спасибо.

Он подошел близко (так близко, что еще немного – и нам бы пришлось не об ухаживаниях говорить, а о брачной церемонии) и легонько сжал мои холодные от пережитого пальцы. От невинной ласки по телу прокатилось тепло.

А потом он заговорил. На своем родном языке, используя незнакомые мне слова, каждое из которых эхом отдавалось под потолком зала. И гости слушали, завороженно внимая каждому его слову. А Антиор бледнел. Сжимал в объятиях недоумевающую кузину и едва сдерживался, чтобы не вмешаться.

Наконец виер закончил свое непонятное изречение, обхватил мои запястья и одними губами спросил: