После этих тяжелых испытаний его полностью реабилитировали, 17 сентября 1938 г. он уже принял участие в заседании ИККИ, на котором сделал для крупнейших руководителей организации исчерпывающий доклад о ситуации в Югославии[235]. 7 ноября Димитров дал в дневнике лаконичный комментарий: «Югославская резолюция в главных чертах правильна»[236]. Во многом этому признанию способствовало и то, что во время чехословацкого кризиса в конце сентября – начале октября 1938 г. югославским коммунистам удалось организовать движение протеста в защиту находящейся под угрозой республики. Тысячи студентов в Белграде и в Загребе кричали, что хотят поехать в Чехию, хотят ее спасти, хотят сражаться против Гитлера. Многие даже отправились в Прагу, где собирались вступить в интернациональные бригады, которые должны были организовать сопротивление нацистской агрессии. Поскольку в Москве договор между Гитлером, Муссолини, французским премьером Даладье и его британским коллегой Невилом Чемберленом о присоединении Судетской области к Третьему рейху рассматривали как антисоветский жест, это было зачтено в пользу Броза[237].

На этом кошмар для Броза еще не закончился. Осенью 1938 г. вместе с Владимиром Чопичем и Камило Хорватином он получил задание отредактировать сербско-хорватский перевод книги «История ВКП(б). Краткий курс», которая недавно была опубликована под именем Сталина. Это означало, что каждое слово в ней было свято [238]. Работа еще не была завершена, когда 3 ноября 1938 г. в отеле «Люкс» агенты НКВД, можно сказать, у Броза на глазах арестовали Чопича. «Ночью его увели». Ему никак не помогло то, что он сыграл видную роль в испанской гражданской войне, возглавляя англоамериканскую бригаду «Линкольн». Камило Хорватин также стал жертвой сталинских чисток, его обвинили в троцкизме. Поскольку Вальтер не захотел давать показания против него разбиравшей этот случай Контрольной комиссии, отговорившись тем, что, по совести, не может сказать того, чего не знает, у него снова возникли проблемы. Их стало еще больше, когда вышла «История ВКП(б)» в переводе, над которым он работал, – всего через несколько дней после ночного ареста двух других редакторов. Как только книга вышла из печати, Марич – Железар и их друзья нанесли Брозу новый удар[239]. В ряде писем, адресованных ИККИ, его обвинили в том, что он внес троцкистские формулировки в четвертую главу, где речь шла о диалектическом материализме, и таким образом умалил роль самого Сталина. К ним присоединился еврей из Осиека Драган Мюллер (в Москве его звали «Озрен»), который являлся главным редактором «Иностранного рабочего издательства». Возможно, он сделал это по указанию Коммунистической партии Германии, которая использовала сомнительную репутацию Вальтера, чтобы доказать Коминтерну свою бдительность. Из-за этих обвинений Броз опять предстал перед Контрольной комиссией, на которой во второй раз ему с трудом удалось спасти свою жизнь. Копинич снова выступил в поддержку Вальтера и доказал его полную невиновность[240]. Александр Ранкович впоследствии справедливо заметил: «Если бы не было Копинича, не было бы и Тито»[241]. Он был прав – о влиянии «Вальдеса» в Коминтерне свидетельствует даже его заработная плата: 3 тыс. рублей, при том что средняя заработная плата рабочего в Советском Союзе была 149 рублей[242]. Избежав опасности, Вальтер, в утешение себе, на гонорар, полученный за перевод, купил бриллиантовый перстень с опалом, которым очень гордился. Однако и это его чуть не погубило[243], поскольку одна агентка обвинила его в капиталистических наклонностях. Была ли это «молодая русская», с которой он жил в Москве в 1938 г., и которая, как известно из записей Копинича, каждый день писала о нем донесения?[244]

* * *

Осенью 1938 г. в Югославии состоялись важные выборы, на которых формально одержал победу Стоядинович, но только с помощью крупных подтасовок. Было ясно, что его режим долго не продержится. Поэтому Вальтер хотел как можно скорее вернуться на родину. По его оценке, сложившееся положение имело «судьбоносное значение для нашего государства, необходимо сделать всё для победы блока демократических сил.» Однако в Москве ему не дали на это разрешения[245]. Лишь 26 декабря 1938 г., после того как с него сняли обвинения, выдвинутые в Париже, в Сремска-Митровице и в самом Коминтерне, В. П. Коларов написал рекомендательное письмо, в котором предложил утвердить временное руководство КПЮ, назначенное Вальтером в Югославии, одобрить бюджет финансовой поддержки партии и дать указание журналу Rundschau, чтобы он не смел ничего публиковать без разрешения Вальтера (очевидно, это требование было направлено против «фракционеров»)[246]. Несмотря на эту благосклонность, 30 декабря 1938 г. у него состоялся жесткий разговор с Димитровым, подвергшим резкой критике хаотичные отношения, сложившиеся в КПЮ: «Ваша работа совершенно не имеет значения, она гнилая. Так, как вы это себе представляете, дело не пойдет»[247]. Поскольку, по мнению генерального секретаря ИККИ, наиболее активные югославские коммунисты, все подряд, включая Броза, являлись фракционерами, в тот момент было невозможно назначить новое партийное руководство, самое большее – только временное. В него должно входить от трех до пяти человек, которые будут вести работу на родине. Противореча собственным замечаниям, сделанным в начале беседы, Димитров в заключение своей филиппики именно Вальтера и назначил осуществлять этот план. В дневнике он записал только, что дал ему «последние указания», а именно: «Руководство (временное) в стране. – Конференция. Назначение постоянного руководства. В Париже: человек для коммуникаций»[248]. Более того, через несколько дней, 5 января 1939 г., Димитров снова принял у себя Броза и, воспользовавшись случаем, сообщил ему, что он назначен генеральным секретарем ЦК КПЮ и перед ним ставится задача изменить всю прежнюю структуру руководства: «Ты один остался! Это последний шанс. Или тебе удастся урегулировать (ситуацию), или всё будет распущено, как у поляков. Все арестованы. Люди, за которых я бы сунул руку в огонь»[249]. Сообщая об этом разговоре, решившем его судьбу, Броз скромно говорит, что был чрезвычайно удивлен, ведь у него не было намерений взять на себя руководство партией. Прежде всего его подгоняло желание спасти ее от роспуска, которым угрожали в Москве, и преобразовать в надежную революционную организацию с сильным руководящим коллективом. Именно ради этого он принял предложение Димитрова и обещал ему: «Мы смоем с себя пятно»[250]. «Никогда не хвастайтесь заранее!», – нахмурившись, ответил Димитров[251].