Войдя в спальню, она зажгла свет. Охнула. В первое мгновение даже не поняла, что видит, — сжалась изо всех сил, чтобы не закричать. Весь верхний ящик с бельем был выворочен на пол. Трусики, лифчики — все валялось вперемешку. Она совершенно растерялась. Кто это сделал? Дети? В испуге и растерянности она стала собирать вещи и складывать их на кровать. Только тут она заметила. На подушке лежала записка, написанная от руки. Взяв ее, Ханна прочла:

Ты такая милая, когда спишь. Я знаю, что ты сделала.

Кто-то заходил в дом и смотрел на нее, пока она спала? Почерк был ей незнаком.

Холодный пот заструился по спине. Записка выпала из рук.

Кто-то ходит по дому сейчас?

Хотелось закричать, но она молчала. Огляделась. Попыталась понять, что произошло, и рассудить рационально, не поддаваясь страху.

Достав телефон, лежавший в кармане, она собиралась позвонить в полицию, но передумала и набрала Стоффе.

— Кто-то бродит по дому, — прошептала она в трубку, когда он наконец ответил.

— Успокойся, зачем кому-то бродить по нашему дому?

— Кто-то вывалил из ящика все мое белье и…

— Что случилось? С детьми все в порядке?

— Да, кажется, да. Кто-то наблюдал за тем, как я сплю, и оставил записку.

Ханна умолчала о том, что еще было там написано.

— Я не понимаю, что происходит! — жалобно добавила она.

— Успокойся и говори потише, чтобы не разбудить детей. Сделай так: возьми бейсбольную биту, которая стоит с моей стороны кровати, и обыщи дом. Трубку не вешай. Если ты закричишь, я вызову полицию. Хорошо?

— Может, стоит позвонить им прямо сейчас?

Она изо всех сил пыталась сохранять спокойствие, однако ее трясло так, что она едва могла удержать в руках телефон.

— Не знаю, смогу ли я…

— Я почти уверен, что в доме никого постороннего нет, иначе с тобой уже что-нибудь бы случилось. Я вызову полицию, как только это потребуется. Не стоит без нужды привлекать к себе внимание, а полиция приедет за несколько минут, если возникнет надобность. Но помни, что не обо всем можно говорить по телефону.

Несмотря на ранее утро, солнце уже высушило следы ночной грозы, которая полночи не давала Эллен заснуть. Вместо того чтобы спать, она лежала и размышляла, как ей удалось за один день нарваться на жалобы из двух различных мест. Чем больше она думала, тем более странным все это казалось.

Выйдя из дома и спустившись по лестнице, Эллен остановилась и изумилась тому, как красиво солнце освещает яблони возле замка. Еще больше ее удивило, что она вообще обратила на это внимание. Это было совершенно непохоже на нее. Вскоре после этого губы у нее задрожали. В течение нескольких секунд ее не покидало чувство, что она вот-вот расплачется, но потом все прошло, и она пошла дальше по усыпанной гравием площадке перед зáмком.

Ее мучило похмелье, и она горько сожалела, что накануне перепила. Почему она не может пить как нормальный человек? Почему у нее нет никаких внутренних барьеров? Хотелось пообещать самой себе, что она никогда больше не будет пить, однако в глубине души она понимала тщетность этих попыток. Какое притворство — пытаться внушить себе такую мысль! Что из всего этого выйдет? Только несбывшиеся надежды на обещание, которое она все равно нарушит — а потом будет страдать мучительными угрызениями совести, потому что не смогла его сдержать. Лучше уж быть честной по отношению к себе и осознавать свои недостатки.

Казалось, в ней живут две разных личности. С утра главенствует одна. Это милая и добрая Эллен, которая прощает все и всех и никогда в жизни не выкурит больше ни одной сигаретки. Но в течение дня она становилась все более сердитой, и тяга к никотину росла параллельно злости. Как бы ей хотелось, чтобы эти две личности могли договориться друг с другом, — но на сегодняшний день какая бы то ни было коммуникация между ними отсутствовала.

На самом деле она была не в состоянии сесть за руль, но Джимми попросил ее — вернее, велел ей — явиться на встречу в редакцию. Поскольку родители не разрешали ей покидать Эрелу, а уже тем более работать, пришлось выехать рано, чтобы успеть вернуться до того, как Маргарета приедет со своих курсов садоводства.

Хотя она и волновалась перед встречей с Джимми, однако ее радовало, что это произойдет. Авось после этого станет легче, и она сможет, наконец, оставить его позади. Впрочем, в глубине души она подозревала, что на самом деле все не так. Ей очень хотелось увидеть его. То чувство, которое пробудил в ней вчера его телефонный звонок, совершенно сразило ее.

«Бедный Дидрик!» — подумала она. Закончив разговор с Джимми, она обнаружила его в саду, где он орошал грядки своей мочой. Она понадеялась, что дождь сделал свое дело и Маргарета ничего не заметит, а ей самой не придется есть эти приправы. После этого она отправила его домой. Он был настолько пьян, что вряд ли мог сесть за руль. Теперь она уже не могла вспомнить, поцеловались они или нет, но ее тошнило при одной мысли, что до того было недалеко.

Так не может продолжаться. Кажется, она ждет не дождется новой встречи с доктором Хиральго, хотя после первого сеанса дала себе слово больше к нему не приходить.

Ей срочно нужно было, чтобы кто-нибудь ее обнял — или, на худой конец, подошла бы и булочка с корицей.

Пока еще утро.

Эллен намеревалась уговорить Джимми поручить ей освещать дело Лив, поскольку она все равно находится поблизости, а никому другому, похоже, такого задания не давали. Ей надо как-то объяснить ему, что ей это необходимо, чтобы сосредоточиться на чем-то другом, кроме самой себя.

Эллен силилась понять, кто в Эстра Вилластаден мог пожаловаться на нее. В любом случае, одна из них — точно Ханна Андерссон.

— Ах, черт!

Подбежав к машине, она наклонилась. Покрышка была совершенно плоская. Эллен обошла машину. То же самое со всеми четырьмя. Кто-то испортил ей все покрышки. Совершенно нереально, чтобы она наехала на препятствие и проколола все колеса разом.

Она огляделась, но вокруг не было ни души.

С какой стати кому-то понадобилось портить ее машину? Она ничего не понимала. И тут она заметила, что кто-то написал пальцем на запыленном заднем стекле:

Достав телефон, она сфотографировала надпись. О чем ей следует молчать?

Может быть, это Дидрик, внезапно пришедший в ярость? Но зачем бы он стал такое писать.

Вторая ее мысль была о Жанетт, девушке Джимми. Вчерашний телефонный разговор был их первым контактом после дела Люкке. Но чтобы Жанетт добралась до Эрелу, проколола ей шины и написала на заднем стекле «Держи язык за зубами»… Никаких угроз с ее стороны Эллен не получала с самого июня — во всяком случае, насколько ей было известно.