«Нет, этот точно не из наших!» — мысленно отметил Виталий. Реконструкция — увлечение молодежное, особенно на ранние эпохи, сорокалетние и старше там все наперечет. Да и пленные выглядели уж слишком натурально — угрюмые, грязные, полуголые, с длинными патлами, мокрыми от дождя, многие босые. Были здесь и женщины с детьми, выглядевшие не лучше, а это уж точно вещь невозможная! Нередко молодые женщины приезжают на фестивали с детьми, но ни себя, ни малышей до такого состояния никогда не доводят! У Беторикса было дикое ощущение, что с маневров он попал на съемки исторического фильма — давно известно, что киношники, гримируя «под древность», в первую очередь делают людей очень грязными и лохматыми, будто вода и ножницы — новейшие достижения современной цивилизации. Но где же тогда камеры, осветители, режиссеры, кто там еще должен быть?

— Вы откуда, мужики? — попробовал Беторикс спросить еще раз, сам не зная, что ожидает услышать в ответ.

Никто не отозвался, даже не взглянул в его сторону. И вид у легионеров был уж слишком злобный и решительный. Такие вполне могли и морду набить… Ишь, как грубо толкнули, погнали куда-то по склону холма — к дороге или озеру.

— Эй, парни…

— Заткнись, бракатая тварь!

Тессарий Луций еще и ухмыльнулся — на редкость неприятная рожа. Что-то на артиста он не тянет.

Общаться с легионерами как-то не хотелось, и Виталий, оглядевшись, выбрал шагавшую рядом женщину в длинном порванном платье.

— Эй, послушай! — окликнул он по привычке по-русски.

— Не разговаривать! — по-латыни рявкнул тессарий, угрожающе выхватив из-за пояса плеть. — Я кому сказал?

— Ладно, ладно, — покладисто улыбнулся Беторикс. — Просто хотел спросить, откуда вы прибыли?

— Не твое собачье дело, галл! — Легионер хмыкнул и засмеялся, оборачиваясь к шагавшим рядом воинам. — Не, вы слыхали, как говорит этот пес? Обхохочешься!

— Наверное, думает, что это латынь.

— Да, наверное… В их лесах и болотах вообще говорят непонятно как: бар-бар-бар, гыр-гыр-гыр… Римскому уху и слушать-то противно!

Римскому уху! В глаза бросилось надменное лицо оптия — этот вообще натуральный Цезарь! Подозвал зачем-то тессария, что-то сказал, засмеялся…

Виталий обернулся. Позади облаченных в доспехи легионеров, месивших калигами мокрую грязь, шли легковооруженные воины, иначе велиты: лучники, пращники, метатели дротиков. Лучников в настоящем римском войске традиционно было мало, предпочитали пращу и дротик. В рваных грязных туниках, с короткими обрубками-мечами, без всяких доспехов, велиты напоминали просто вооруженный короткими копьями сброд, и вступать с ними в беседу тоже не сильно хотелось. В древности оно было бы понятно: велиты набирались из бедняков и сражались всегда под прикрытием основного состава — тяжелой пехоты, гастатов. Но в наше-то время в такой рванине никто не ходит.

Зато у тяжелых пехотинцев все было как надо: полуцилиндрические щиты, уложенные сейчас по-походному, в чехле за спиной, шлемы с султанами болтались на груди, ударяясь о нашитые на кожаный панцирь бляшки. Чешуйчатый панцирь, лорика сквамата, имелся здесь у немногих, тессарий щеголял в «галльской» кольчуге, называемой лорика хамата, в такой же, разве что покачественнее, красовался и оптий. И это тоже приводило в недоумение: откуда взялось такое единообразное снаряжение и в таком количестве? Не существует подобных «команд», если бы были, Беторикс бы знал! За границей, может… Но как заграничные реконструкторы попали в русский лес? Опять же, он не мог бы не знать, если бы организовывалось подобное мероприятие международного масштаба.

Мозг, как говорится, зависал, не в силах объяснить происходящее хоть сколько-то убедительно. Пленники были связаны между собой, что доставляло неудобства — перед Виталием, поникнув головой, шла молчаливая женщина в изодранной длинной тунике, позади — светлоголовый мальчик лет десяти, с которым серьезный разговор тоже вряд ли был возможен. Впрочем, стоило попробовать.

— Эй, мальчик! Пуэр! — Улучив момент, Виталий обернулся и окликнул уже по-латыни.

Что-то подсказывало ему: по-русски тут никто не понимает.

Но мальчик не понял и латыни: ответил на каком-то неведомом языке.

— Откуда они? — кивая на легионеров, быстро спросил Беторикс. — Когда приехали? И вообще, что здесь происходит?

— Тит Лабиен, легат…

Ага! Мальчишка, оказывается, и латынь чуть-чуть знает!

— Они идут. Уходят. На зиму.

Поняв, что больше ничего не добьется, Виталий принялся крутить головой по сторонам. До него наконец дошло, что и окружающая местность сильно изменилась с тех пор, как он зашел в дровяной сарайчик возле заброшенной фермы. Ни просеки, ни самой фермы с трансформаторной будкой он так и не увидел, не говоря уж о Весте или Васюкине. Куда делась Веста? Осталась на ферме или тоже попала сюда? А где в таком случае осталась сама ферма? Или, вернее, куда таки попал он, Беторикс? Так, за этим холмом с елками должно проходить шоссе, то есть та лесная дорожка, по которой ехали линейщики в своем кунге…

Оптий тем временем дал команду, и весь отряд свернул на более широкую тропу, ведущую на холм, а через него к дороге. Дорога вскоре и появилась — широкая грунтовка с наезженной колеей и многочисленными лужами, кое-где засыпанными песком и щебнем.

Виталий уже начал замерзать: дождь закончился, но теплее не стало, поскольку дул холодный, пронизывающий насквозь ветер. Оранжевый солнечный шарик скрылся за вершинами сосен, быстро начало темнеть.

Оптий снова остановил всех, что-то скомандовал, указав рукой влево, где на склоне холма виднелся какой-то хутор с деревянными изгородями, сараями и избой. Нет, избой это строение сложно было назвать — какая-то не совсем понятная архитектура, гибрид украинской мазанки и финской мызы.

Видно было, что хутор заброшен: дверь сорвана с петель, ворота распахнуты. Однако двор, хоть и выглядел запущенным, еще не успел зарасти травой, а рядом с сараем валялся заготовленный хворост.

— Хорошо, что не успели спалить эту адифицию, — произнес тессарий Луций, бросив взгляд на своих воинов. При этом он поеживался: видать, тоже было не жарко. — Хоть есть пристанище. Давайте загоняйте стадо в амбар.

— А что, кормить их не будем? — хмуро поинтересовался молоденький велит с метательным копьем-пилумом на левом плече.

— Кормить? А чем? — Сержант усмехнулся. — Если только ты пожертвуешь своей похлебкой.

Внимавшие тессарию воины обидно захохотали, а кто-то даже хлопнул незадачливого паренька по плечу.

— Так что, дружище Юний, и впрямь не жалко похлебки?

Велит сконфуженно отстранился.

— Да пошли вы…

Этих слов Виталий не понял — все-таки у него не было привычки воспринимать латынь на слух, да и матерные слова в университете не изучали, но о смысле догадался. Что, впрочем, общую ситуацию не прояснило. Никаких принадлежностей киносъемки он по-прежнему не видел, да и длинноват эпизод получался. Но тогда что это? Сон? Бред?