– Не знаю, как объяснить… – дергается он, кажется, уже жалея, что пытался доверить мне свою тайну.

– Объясни на моем примере, я постараюсь понять! – клянусь со всей искренностью, хотя голова идет кругом.

– Ты дважды вырубилась при мне. Тогда, на лестнице, я не знал, почему это с тобой произошло. Я просто привел тебя в норму, вернул к моменту, когда причины еще не стали следствием… – Егор устало вздыхает. – Слушай, просто забей. Не вникай. Больше об этом не думай.

Волшебство разрушается – теплая рука отпускает мою руку, оставляя ее мерзнуть в одиночестве и дискомфорте. Я всеми фибрами души ненавижу себя за никчемность и глупость, хочу услышать его и понять, быть с ним на одной волне, и запоздавшее благословенное озарение наконец расставляет все по местам.

Ради Саши я приняла глупое решение – перестала есть. Следствием стал голодный обморок. Когда я решилась на тату, результатом стала боль, к которой я не была готова. Егор движением руки отменил последствия моих решений, обнулил негативный результат, вернул меня к точке, в которой я была до момента их принятия.

– Ты… даешь людям возможность начать все заново… Все исправить! – потрясенно шепчу я.

– Не только людям. Всему, что не умерло. Такое вот хобби… – Он тянется к карману, достает сигарету, но так и не прикуривает ее.

– Кто-то еще знает? – Я без стеснения ловлю его ладонь и снова устраиваю в ней свою руку.

– Если кто-то узнает, меня сожгут на костре прямо у памятника Ленину на Центральной площади!.. – смеется Егор. – А вообще… Воробей в курсе. Я часто мотаюсь в Город – за продуктами и прочей фигней для матери, хожу там в кино и на концерты в клубешники. После одного из таких концертов какой-то чувак на спор полез на вышку ЛЭП и сорвался с нее. Он был еще жив, но уже дергался в конвульсиях, когда я к нему подбежал. Если честно, мне было пофиг – он был сам виноват. Просто мне показалось, что заканчивать так свой путь глупо и рано. Я ему помог. И смылся.

Кто же знал, что он поднимет на уши всех очевидцев и выяснит, кто оказал ему первую помощь, залечив даже царапины… Он вышел на меня. Не знаю, почему, но я раскололся и сознался – он не отсюда, ему не за что меня презирать и сдавать. Воробей считает меня мессией, поклялся всегда защищать – ради этого снял тут две комнаты в бараке и не собирается уезжать. Говорит, что в долгу передо мной. Хотя он состоятельный – имеет квартиру в Городе… Вот как раз Воробей и пытается обосновать то, что со мной происходит. Однако каждый раз у него получается какой-то жуткий замес из религиозных учений, мистики, пива и травы. Из последнего – предположение, что дух моего отца вселился в меня и требует сатисфакции… А для меня странно, что Воробей даже мысли не допускает, что это не дар, а глюк, баг, ошибка в настройках, насмешка природы. Кто-то поет, кто-то пляшет, а я… Может быть, я и смогу что-то изменить, начать жизнь заново, сделать так, чтобы меня и мою мать уважали, но только не при помощи этого «божественного дара». Я просто должен выбиться в люди: хорошо завершить учебу и поступить в универ в Городе, найти престижную работу и увезти отсюда мать. Поэтому я и пришел в вашу школу. Это – моя последняя возможность дожить до момента, когда все мне будут искренне улыбаться. Пусть даже не здесь, не в этом городке.

Жаркий, мучительный стыд, от которого хочется исчезнуть с лица земли, накатывает волной, едва я вспоминаю свои обещания сделать его жизнь в нашей школе невыносимой. Воображать себя пупом земли и видеть во всем заговор против себя, любимой, мне было гораздо проще, чем понять: ему позарез нужно выбраться отсюда. Так же как и мне.

– Спасибо, что рассказал! – задыхаюсь я в попытке загладить вину. – Я не выдам твой секрет. Никогда не выдам!

– Ну а я, так и быть, не выдам твой… – робко сообщает Егор. – Той записи больше нет. Удалил ее. Еще в пятницу.

Слабое дребезжание извне оповещает о начале следующего урока и возвращает в реальность – мы в школе, а не в «одной далекой-далекой галактике», где Соне Наумовой и Уроду можно вот так запросто держаться за руки, разговаривать, улыбаться друг другу и мучительно краснеть от нового, непонятного, одуряющего чувства, поселившегося внутри…

– Егор, что мы будем делать дальше? – Я вздрагиваю, от боязни неизвестности трясутся поджилки.

– Дальше? – Его пальцы в последний раз гладят мою руку, оставляют ее и прячутся в кармане форменного пиджака. – Дальше – ничего.

Испуг мгновенно выхолаживает из груди все тепло, я смотрю в темные глаза напротив и не могу вымолвить ни слова.

– Химия дальше. Беги. Осторожность превыше всего! – Ледяная чернота плавится и светлеет, и я с облегчением всхлипываю.

– Придурок! – Толкаю Егора в плечо, вскакиваю и оборачиваюсь у двери. – Сильно не опаздывай. Очень тебя прошу!

Он кивает и улыбается.

* * *

– Сонька! Где ты была всю перемену? – картинно заламывая руки, орет Саша, как только я влетаю в класс – слава богу, химички еще нет.

– В туалете! – быстро нахожусь с ответом, и в помещении повисает гробовая тишина: одноклассники с открытыми ртами глядят на меня, девочки кривятся.

– А я те говорил: проверь бабскую уборную! – блеет Тимур, и Сеня присоединяется:

– А Саня такой: «Принцессы не ходят в туалет!»

Два идиота стукаются кулаками и скалятся.

– Ходят, как выяснилось… – морозит Саша, и от взрыва хохота звенят оконные стекла.

Вспыхиваю, молча занимаю свое место, выгружаю из рюкзака учебник и тетрадь.

– Ты ведь курить бегаешь? – заговорщицки шепчет Алена. – От тебя пахнет сигаретами. Замечаю не в первый раз. Но я никому не скажу…

– Не курю я! – огрызаюсь, и она обиженно отодвигается подальше, переставляя даже стул.

Егор появляется сразу следом за училкой и тенью скользит к своей парте. И душа, ощетинившаяся острыми иголками, осколками лезвий и стекляшек, успокаивается, кровь перестает пульсировать беспорядочными толчками и просто тихо бежит по венам. Он здесь, я чувствую его присутствие даже спиной.

Но голова распухает от вопросов, мысли принимают причудливые формы, к концу занятий грозя превратиться в безумие. Если все обстоит так, как рассказывает Егор, то его способности как раз и помогут ему изменить общественное мнение, добиться всеобщего уважения и восхищения! Сон был вещим: он справедливый, честный и добрый и обязательно должен направить свой дар на благо людям!

* * *

На мое счастье, после пятого урока Сашу с товарищами отправили в Город на соревнования по скоростной сборке-разборке оружия, и я тяну время – занимаю очередь в гардеробе, но дважды отлучаюсь к зеркалу, чтобы, вернувшись, снова встать в ее хвост.

Я пропускаю Егора вперед, а потом на расстоянии пятидесяти шагов медленно плетусь за двумя черными спинами, кружу возле собственного дома и, ломая каблуками первый ледок на лужах, шагаю к пустырю.