Обстановка вокруг гробницы напоминает Дерби — день ежегодных скачек в Эпсоме. Дорога, ведущая к ущелью, окруженному горами, забита всевозможными повозками, колясками и вьючными животными. Проводники, погонщики ослов, торговцы древностями и разносчики воды — все отчаянно кричат и торгуются. Когда последний предмет был вынесен из коридора, корреспонденты газет бросились со всех ног через пустыню на берег Нила. На ослах, лошадях, верблюдах, в повозках они мчались вперед, чтобы первыми добраться до телеграфа и отправить свои корреспонденции:

Но кроме сокровищ мир желал увидеть, как же выглядит в действительности гроб фараона, и узнать, есть все же в нем или нет мумия, которую исследователям так отчаянно хотелось найти. Как сообщалось, по всей Америке, куда бы вы ни поехали — в отелях, поездах и т. п., — только и было разговоров, что о фараоне и его сокровищах.6 В те дни в полном соответствии с традициями их профессии, освященными временем, журналисты и комментаторы могли придумывать и преувеличивать столько, сколько им хотелось, чтобы их рассказ стал максимально интересен читателям. И они в полной мере этим пользовались. Сухие исторические факты внезапно ожили, преломляясь через романтическую историю жизни юного царя и его двора. Здесь же, кстати, пригодились и рассказы о том, как Картер с Карнарвоном протиснулись в отверстие в стене, и дыхание замерло у них в груди при виде ослепительной красоты, обнаруженной ими, и от осознания величия тех тайн, с которыми они соприкоснулись. Словом, воображение целого мира работало круглые сутки без перерыва на сон и на отдых.

Более того, рассказывая историю об отверстии в плите, закрывавшей вход в гробницу, и сознательно нагнетая напряжение читателей повествованием о том, что в первый день им было неизвестно, что скрывается за стенами передней, Картер и Карнарвон тысячекратно укрепляли могущество создаваемого ими мифа.

Подобно многим современным спортивным и кинозвездам, внезапно оказавшимся в центре внимания публики, Картер вдруг обнаружил, что за ним повсюду ходят толпы репортеров в надежде найти какую‑либо новую грань в этой истории. Причем потенциальная сенсация совсем не обязательно имела хоть какое‑то отношение к археологии или Древнему Египту. Его бомбардировали письмами и телеграммами, в которых содержались поздравления, предложения помочь в работе, просьбы прислать что‑нибудь «на память». Словом, Говард Картер мог умело сочинять истории и создавать мифы, но он оказался не готов к той популярности, которая обрушилась на него благодаря этим мифам.

Гробницу осаждали толпы народа, а ежедневная дорога на работу и обратно превратилась для археологов в сущее мучение. Многие просто желали поглазеть на событие, разворачивавшееся у них на глазах, с тем чтобы потом хвастаться друзьям, что они лично «там побывали». Вдобавок постоянно появлялись так называемые «официальные» представители. Никем не приглашаемые, они размахивали всевозможными разрешениями от различных министерств, во все вмешивались и в целом доставляли одни неприятности. А к этому еще надо добавить газетчиков и сотни фотографов — любите лей, которые вились возле входа в гробницу в надежде сделать удачные снимки, чтобы впоследствии выгодно продать их дома. Мертон из «Таймс» попробовал как‑то утихомирить эту орущую и суетящуюся толпу, но одному человеку это было, явно, не под силу. И посреди всего этого сумасшествия Картер попытался организовать работы по извлечению находок из гробницы. В таких, прямо скажем, не простых условиях даже элита журналистского сообщества начала возмущаться. 14 марта в «Таймс» появилось письмо, написанное сотрудниками Метрополитен — музея, египетской экспедиции и помощником хранителя музея А. Мейсом. В нем говорилось:

Общественность должна научиться сдерживать свое любопытство до тех пор, пока археолог не будет готов сделать объявление о результатах своего исследования, тогда и в той форме, в какой сочтет нужным… Давайте оставим в покое мистера Говарда Картера и его помощников, с тем чтобы они могли довести до конца благородное дело спасения для нас этих чудесных сокровищ. И давайте уважать их решение общаться с публикой, когда это им угодно, и самим выбирать форму, в какой следует сообщать о результатах своих открытий.

Это заявление осталось гласом вопиющего в пустыне. Те зеваки, которые не могли попасть в гробницу, сидели у входа под палящими лучами солнца, путаясь под ногами у рабочих Картера. Стало еще хуже, когда он внезапно обнаружил, что туристические агентства по всему миру начали предлагать клиентам туры, которые предусматривали «осмотр гробницы»8. Словом, жизнь становилась все тяжелее, и для Картера это сделалось первым кошмаром. И чем хуже становились условия работы, тем более раздражительным становился Картер. Теперь он часто выходил из себя и отказывал десяткам людей, каждый день пытавшимся сделать его фото «на память», когда археолог шел на работу или домой. Гостям, среди которых было много художников, и обществом которых Картер обычно наслаждался, теперь приказали убираться. Нам никогда теперь не узнать, попытались бы они с Карнарвоном как‑то иначе обставить открытие гробницы, если бы заранее представляли все последствия, но это была та цена, которую им приходилось платить за свой огромный успех.

Это явление получило название «Тутанхомания» и стремительно распространилось по всей Европе и Америке. В своей книге «Лик Тутанхамона» (The Face of Tutankhamen) Кристофер Фрейлинг утверждает следующее: «Сумасшествие охватило все стороны жизни — от лохмотьев в стиле Тутанхамона, в которых публика щеголяла на балах в лучших отелях, до последних швов в нарядах, дизайн которых был навеян египетскими мотивами, а также мебели, интерьеров и модных аксессуаров.9 В 1920–е годы Запад старался уйти от воспоминаний о недавно закончившейся мировой войне, а открытие гробницы Тутанхамона давало прекрасную возможность уйти от реальности. И действительно, что могло быть забавнее и волнительнее, чем оказаться свидетелем сказочных богатств и попыток достичь бессмертия, которые предпринимал древний, загадочный двор фараона, пребывавший в безвестности почти три тысячи лет?

Кроме помех, которые постоянно чинили посетители, возникали многочисленные остановки из‑за того, что приходилось вызывать к гробнице Мейса и Лукаса. Их помощь требовалась для срочной обработки предметов перед их перемещением или для того, чтобы передвигать неудобно расположенные объекты. Тем не менее основная тяжесть ложилась на плечи Картера, поскольку именно он был тем человеком, которому приходилось работать среди толп собравшихся зевак. Карнарвон, хотя и оказывал ему какую‑то поддержку, был более привычен к общественному вниманию (кое‑кто даже поговаривал, что ему этого внимания не хватало), но именно Картеру, проводившему все дни на жаре, жизнь казалась особенно тяжелой. Титанический труд по вывозу из гробницы находок, их консервации и описи, наверняка, стоил ему десяти лет жизни.

Одним из тех, кто находился с Картером все это время, был Бертон, фотографировавший каждый этап работы с находками из гробницы. Хаузер и Холл отчаянно спешили, стараясь сделать чертежи, схемы и зарисовать все найденные в гробнице предметы. Лукас и Мейс появлялись у гробницы с воском, чтобы провести первую необходимую консервацию находок, когда это требовалось.11 Ни одни раскопки, проводившиеся до той поры в Долине царей, не протоколировались с такой тщательностью, никогда археологические находки не учитывались так, как в этот раз. Такая кропотливая, трудоемкая работа могла бы вывести из себя любого, не говоря уже о таком вспыльчивом человеке, как Картер. Напряжение усиливалось еще и условиями труда в самой гробнице: при отсутствии свежего воздуха жара становилась еще более непереносимой из‑за электрического освещения, которое провели внутрь, чтобы лучше видеть предметы. В некоторых тесных уголках, где и поместиться‑то нормально невозможно, Картер и его коллеги работали по несколько часов кряду, что, несомненно, давалось им очень болезненно. Многим со стороны казалось, что Картер руководит великолепным коллективом единомышленников, больше напоминающим хорошо смазанный механизм, но и тут стали заметны первые «поломки». Ривз и Тайлер в книге «Говард Картер перед Тутанхамоном» (Howard Carter Before Tutankhamen) приводят комментарий Гарри Бертона: «Этот Картер просто невозможен!»12 Что и говорить, при таких обстоятельствах Картер был близок к тому, чтобы потерять остатки терпения и взорваться в любой момент, особенно, учитывая, что у него имелись вещи, которые ему очень хотелось спрятать от посторонних любопытных глаз.