Удивление во взгляде пойманного парня быстро сменялось растущим беспокойством. Поудобнее уперевшись ногами, он дернул руку сильнее и снова без всякого толка — ведун даже не шелохнулся. Теперь на лице молодого ратника проступил самый настоящий страх. Воевода медленно выпрямился, остальные ратники попятились назад. Влад остался на месте, но по лицу было видно, что далось ему это нелегко.

— Хх-ха! — с резким выдохом ведун расправил живот, вытолкнув кулак. По напряженной руке толчок передался в плечо его незадачливого противника. И толчок, надо сказать, был хорош! Не ожидавший ничего подобного парень опрокинулся на спину и, ударившись затылком о камни, глухо застонал.

Хвала Богам, головой он приложился несильно — сразу сел, морщась от боли. Попробовал шевельнуть правой рукой, взвыл чуть не в голос — выбитое толчком плечо выпирало из-под тонкой рубахи неестественным бугром. Парень глянул на свою руку и, судя по побелевшему лицу, сделалось ему совсем худо.

Воевода в мгновенье ока оказался рядом.

— Доигрались, мать вашу… сиди, не шевелись! — Ильнар присел рядом на корточки. — Кто-нибудь, живо за лекарем!

Кто-то протопал сапогами в сторону выхода с площадки.

— Если не возражаешь, я мог бы ему помочь, — предложил из-за спины Ильнара ведун. Воевода наградил его убийственно-угрюмым взглядом.

— Валил бы ты отсюда! — сквозь зубы предложил Ильнар. — Ты свое дело уже сделал.

— Если плечо вправит ваш лекарь, парень еще самое меньшее неделю не сможет как следует владеть рукой. Если вправлю я, к вечеру он и думать забудет об этом досадном происшествии.

Воевода медленно поднялся, развернулся и посмотрел ведуну в глаза. И ведь опять не врет, чтоб ему пусто было! За спиной ведуна маячили мрачно-тревожные лица ратников.

— Ну, давай…

Ведун опустился перед ратником на колено, осторожно коснулся пальцами его плеча. Парень дернулся и зашипел от боли.

— Спокойно, сейчас все пройдет.

Ведун невесомо ощупал выбитое плечо, потом, коротко пробормотав что-то себе под нос, обхватил его ладонями и быстро сдавил. Ратник дернулся было снова, но, очевидно, ожидаемой боли не почувствовал и потому постепенно расслабился. Ведун поднялся.

— Все.

Ратник, недоверчиво хмыкнув, осторожно пошевелил пальцами, потом подвигал предплечьем, всей рукой и с удивленной улыбкой глянул на воеводу.

— Как рукой сняло. Будто и не было ничего.

Хмурый воевода протянул ему руку, помог подняться.

— Все, — скомандовал он своим бойцам. — Хватит на сегодня с вас упражнений. Расходитесь пока.

У кого дела — по делам. А кому делать нечего, тем отдыхать.

Разбирая рубахи и оружие, угрюмые ратники потянулись к выходу, бросая на ведуна тяжелые взгляды. Дождавшись, пока все покинут площадку, воевода повернулся к ведуну.

— Думалось мне, что бойцы из твоего братства не для того колдовские секреты осваивают, чтоб соплякам пыль в глаза пускать. Ошибался я?

— Да нет, — усмехнулся ведун. — Все правильно. Только знаешь, воевода, не всем думается так же, как тебе. Как только люди убеждаются в том, что я не очень-то отличаюсь от них — то есть по воде не хожу, в змея пернатого не превращаюсь и огнем по любому поводу не дышу, — у них, почему-то, сразу появляется желание проверить меня на прочность. Оно и понятно: знают, что убивать да калечить я их не стану, опять же, проиграть ведуну вроде как не зазорно, а уж если выиграешь — слава-то какая! Вот и лезут эти чудо-богатыри удаль свою на мне проверять. И если все время от схватки уходить, начинают они думать, что слабость во мне нашли.

— Самолюбие заедает? — мрачно усмехнулся воевода.

— Не без этого, — признал ведун. — Но главное в другом. Если в малом по носу им не дашь, так начинает им казаться, что они и на большее способны. Дескать, раз уж ведун нас опасается, то нежить-то и подавно убежит без оглядки. И суются эти незваные помощники туда, где им совсем уж делать нечего. Мне мешают, сами гибнут, других подводят. Вот и приходится мне, чтоб их упредить, давать некоторым наперед почувствовать, чего они на самом деле стоят.

— Затем и приходил? — недобро прищурившись, поинтересовался воевода.

— Да нет, — ведун кривовато усмехнулся. — Это как-то само собой вышло.

— Зачем тогда? — не отставал воевода.

— А вот посмотреть хотел на твоих бойцов! — помедлив, усмехнулся. — Не сгодятся ли они мне в званые помощники.

— Да уж какие мы, слабосильные, тебе помощники! — съязвил воевода. — Помеха только.

— Если без ума да без спроса в дело полезете — тогда помеха. А стали бы делать как говорю, глядишь, и помочь смогли бы. Что до слабосильности, — ведун заметил, как дернулся воевода, и по губам его скользнула слабая улыбка. — Так порой и песчинка ничтожная может чашу весов на нужную сторону склонить.

Разговоры о «ничтожных песчинках» окончательно вывели воеводу из себя, однако он нашел в себе силы сдержаться. Только зубами скрипнул да кулаки сжал так, что костяшки побелели.

— Ну и что, годимся мы тебе в помощники?

— Нет, — покачал головой ведун.

— Что так?

— Гонору в твоих бойцах многовато. Молодые они еще. Все хотят удалью выделиться, в герои метят. Не знаю, может, на бранном поле это и хорошо, а для охотника такое настроение — верная смерть.

— Так мы и не охотники, — свысока глянув на ведуна, надменно бросил воевода.

— Так я и говорю! — поддакнул тот. Воевода сам не понял почему, но это ничего вроде бы не значащее замечание ведуна задело его за живое.

— Не годятся тебе молодые, так возьми зрелых бойцов, — неожиданно для самого себя предложил он. Ведун в ответ снова покачал головой.

— У них опыт за плечами. Они на собственной шкуре испытали, почем фунт лиха, и теперь точно уверены, что плетью обуха не перешибешь. Не в пример молодым, они уже доподлинно знают, что человек перед оборотнем все равно, что мышь перед лисой. Такие помощники мне и подавно не подойдут. Придется уж одному.

Ведун с деланным сожалением цокнул языком и, развернувшись, пошел прочь.

— Не любят тебя люди, — подумав, бросил ему вслед воевода. — И есть за что.

Ведун, не останавливаясь, обернулся через плечо.

— Ничего, я привык.

Оборотень. Так сказал дед Прохор. И хоть расслабленным тихой жизнью людям трудно было в это поверить, никому и в голову не пришло сомневаться в словах старого следопыта. Деревенские доверяли опыту Прохора, да и луна была в самой силе… в общем, все сходилось.

Рассказы об оборотнях с малых лет внушали людям неодолимый ужас. В отличие от нелюдей, с оборотнями нельзя было договориться по-хорошему. И были они, пожалуй, пострашнее самой лютой нежити. Страшен и упырь, и василиск, и волколак, но те, по крайней мере, выступают открыто, не пряча волчий оскал под овечьей шкурой. С теми сразу видно, кто друг, а кто враг, кто охотник, а кто добыча. И если уж повстречался с таким, знаешь хоть, как себя вести и что делать.