— Совершали ли вы в своей жизни что-то, о чем сожалеете? — спросил мистер Бентли.

Ревущий Абель почесал седую лохматую голову, притворяясь, что размышляет.

— Ну да, — в конце концов ответил он. — Осталось несколько женщин, которых я мог бы поцеловать, но не сделал этого. Я всегда жалею о том.

Мистер Бентли вышел и отправился домой.

Абель проследил, чтобы Сисси была крещена должным образом — сам же в это время он был весело пьян. Он заставил ее регулярно посещать церковь и воскресную школу. Прихожане приняли ее, а она, в свою очередь, вступила в миссионерскую музыкальную группу, женскую гильдию и миссионерское общество молодых женщин. Она была верующей, скромной маленькой труженицей. Все любили Сисси Гей и жалели ее. Застенчивая, чувствительная, милая девушка, она была привлекательна той нежной неуловимой красотой, что увядает слишком быстро, если жизнь не поддерживает ее любовью и заботой. Но, когда случилась беда, любовь и жалость не помешали этим же людям растерзать ее, словно они стали голодными кошками. В течение четырех лет Сисси нанималась в отель Маскока летней официанткой. Однажды осенью она вернулась домой сильно изменившейся. Она пряталась в доме и никуда не выходила. Причина вскоре просочилась наружу, и разразился скандал. В ту зиму у Сисси родился ребенок. Никто ничего не знал о его отце. Сесилия держала бледные губы на замке, никому не поведав свою горькую тайну. Никто не осмеливался спрашивать об этом Ревущего Абеля. Слухи и предположения подбросили вину к дверям Барни Снейта, поскольку старательное наведение справок у девушек, служивших в отеле, прояснило лишь факт, что никто никогда не видел Сисси «с парнем». «Она хранила себя для себя, — с негодованием заявили они. — Слишком хороша для наших танцев. А теперь-то, посмотрите!»

Ребенок прожил не больше года. После его смерти Сисси стала увядать. Два года назад доктор Марш сказал, что ей осталось жить не более шести месяцев — ее легкие безнадежно поражены. Но она до сих пор была жива. Никто не навещал ее.

Женщины не заходили в дом Ревущего Абеля. Мистер Бентли пришел один раз, зная, что Абеля нет дома, но жуткое дряхлое существо, скребущее пол на кухне, сообщило ему, что Сисси никого не хочет видеть. После смерти старухи-кузины Ревущий Абель нанимал двух или трех сомнительных экономок, из тех, кто осмеливался прийти в дом, где живет умирающая от туберкулеза девушка. С тех пор как ушла последняя из них, Ревущий Абель больше не брал никого, чтобы ухаживать за Сисси и готовить.

Он обрушил на Валенси весь груз своей горечи, кляня ханжей Дирвуда и окрестностей такими яркими и сочными проклятьями, что, когда они достигли ушей кузины Стиклз, проходившей по коридору, бедная леди чуть не лишилась чувств. И Валенси слушала все это?

Валенси едва заметила сквернословие. Ее внимание сосредоточилось на горьких мыслях о бедной, несчастной, опозоренной маленькой Сисси Гей, больной и беспомощной, в неуютном старом доме, что стоял в стороне, на дороге к Миставису, без единой души рядом, кто мог бы помочь или успокоить. И это происходит в якобы христианской общине в славном тысяча девятьсот ** году!

— Вы хотите сказать, что Сисси там сейчас совсем одна, и нет никого, чтобы помочь ей, совсем никого?

— О, она может немного передвигаться и достать себе, что нужно, и поесть, если захочет. Но она не может ничего делать. Чертовски трудно работать целый день, приходить домой под вечер усталым и голодным и готовить себе еду. Иногда я жалею, что выгнал вон старую Рейчел Эдвардс.

Абель очень живописно описал Рейчел:

— У нее такое лицо, словно оно износило сотню тел. И она ко всему безучастна. Скажете, характер? Тут дело не в характере. Она и червя не могла поймать, а грязнуля, гр-р-рязнуля. Я не такой уж неразумный и знаю, что человеку приходится проглотить свой пуд, пока он помрет, но она превзошла всех. Вы и не представите, что эта леди сделала! Она сварила тыквенный джем, положила в стеклянные банки и поставила их на стол незакрытыми. Пес забрался на стол и сунул лапу в одну из них. И что она сотворила? Она просто схватила пса и выжала сироп с его лапы прямо в банку! А потом закрыла ее и поставила в кладовку. Я отворил дверь и сказал ей: «Уходи!» Дама вышла, и я швырнул банки с тыквой ей вслед, обе. Думал, помру со смеху, глядя, как Рейчел удирает от банок, летящих за нею. Она порассказала повсюду, что я сумасшедший, так что никто не придет, ни ради любви, ни ради денег.

— Но кто-то должен ухаживать за Сисси, — настаивала Валенси, все ее мысли сосредоточились на этом. Ее не беспокоило, что никто не готовил еду Ревущему Абелю. Но ее сердце сжималось от беспокойства за Сесилию Гей.

— Ну да, у нее есть. Барни Снейт всегда забегает, когда проезжает мимо, делает все, что она попросит. Приносит ей апельсины, цветы и всякие вещи. Один христианин все же есть. А эти самодовольные лицемеры из прихода Святого Эндрю не пойдут по одной стороне дороги вместе с ним. Их собаки скорее попадут на небеса, чем они. А их пастор — скользкий, словно его кошка облизала!

— Есть много хороших людей, и в Святом Эндрю и в Святом Джордже, и они были бы добрее к Сисси, если бы вы вели себя иначе, — сурово сказала Валенси. — Они боятся подходить к вашему дому.

— Потому что я такой ужасный старый пес? Но я не кусаюсь — никогда в жизни никого не укусил. А несколько бранных слов никому не повредят. И я не прошу никого приходить. Не желаю, чтобы кто-то совал свой нос и копался в моих делах. Но мне нужна экономка. Если бы я брился каждое воскресенье и ходил в церковь, я бы заполучил любую, какую захотел. Меня бы уважали. Но что толку ходить в церковь, когда все предопределено? Скажите-ка, а, мисс.

— Всё ли? — переспросила Валенси.

— Да. Невозможно что-то изменить. Я бы хотел, если бы мог. Я не хочу ни в ад, ни в рай. Хочу, чтобы в человеке было всего намешано, поровну.

— Разве это не именно тот путь, который нужен? — задумчиво спросила Валенси, но размышляла она совсем не о теологии.

— Нет, нет, — прогудел Абель, наносят мощный удар по упрямому гвоздю. — Здесь слишком много ада — слишком много. Поэтому я так часто пью. Это дает свободу, ненадолго, свободу от самого себя — да, Господи, свободу от предопределения. Когда-нибудь пробовали?

— Нет, у меня другой способ получить свободу, — рассеянно ответила Валенси. — Но сейчас о Сисси. За нею обязан кто-то ухаживать…

— Да что вы все о Сис? Сдается мне, никогда прежде вы не волновались за нее. Никогда даже не заходили проведать. А она вас очень любила.

— Я должна была, — сказала Валенси. — Но это неважно. Вы не сможете понять. Главное — вы должны найти экономку.

— Где ж я ее найду? Я бы платил подходящее жалованье, если б смог найти подходящую женщину. Вы думаете, мне нравятся старые ведьмы?

— А я подойду? — спросила Валенси.

— Давайте успокоимся, — сказал дядя Бенджамин. — Давайте лучше успокоимся.