торговали… и от товара, и от вида продавцов глаза разбегались. Ушаны, напоминавшие зеленомордых гоблинов из «Властелина Колец», расхваливали грубо выкованные клинки, томные девы в белых одеждах призывно потряхивали пузырьками с цветочным маслом, давившимся на глазах у покупателей в маленьких прессах. Желтолицые деды в тюбетейках продавали автоматы Калашникова вперемешку с безголовыми куклами, хохломскими солонками, граммофонами и швейными машинками. Следующий шаг приводил к охапкам сушеных трав, потрепанным книгам и россыпям исцарапанных парафиновых овощей, лежавших на пожелтевших газетах. Большая часть букв была незнакомой, но в самом дальнем уголке, под грушами, нашлась «Правда» за сентябрь одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года.

Дмитрий Генрихович обошел три ряда и замер возле раритета, который не ожидал увидеть своими глазами, да еще в таком странном месте. Снайперская «Мосинка». Винтовка из серии, которую начали выпускать еще до Великой Отечественной войны, оружие Победы в Советско-финской. Сохранившиеся экземпляры, особенно именные, которыми награждали советских снайперов, ценились коллекционерами на вес золота. Дима присел на корточки, понимая, что его перестали волновать актуальные вопросы «как я сюда попал?» и «получится ли вернуться домой?». Он тронул лежавший рядом с винтовкой укороченный оптический прицел с кронштейном Кочетова, разгладил мятую наклейку «Новосибирский приборостроительный завод» и полез во внутренний карман за бумажником.

«А вдруг прокатит?» — подумал он, выгребая наличность.

Не прокатило. Радужные деньги продавца в тюбетейке не заинтересовали. Как и «Винторез», который Дима предложил на обмен.

— Что хочешь? — поинтересовался он, не надеясь услышать ответ — урюк не понимал ни русского, ни немецкого, а жесты не помогали.

Маугли, присевший рядом, шевелил ушами, как будто тоже желал услышать ответ. Проблема разрешилась довольно быстро. Урюк покричал торговцам в соседнем ряду, и дозвался толмача — такого же урюка в тюбетейке, только бородатого.

— Это редкая вещь, — с сильным акцентом сообщил бородач. — Ценность. Он хочет за нее что-нибудь редкое. И ценное. Деньги не надо. Твой ствол — ширпотреб.

Дмитрий Генрихович почти не обиделся. Уточнил:

— Ценное — живое? Или золото-бриллианты?

— Редкое, — напомнил бородач. — Принеси, а он посмотрит.

Запрос напоминал «принеси то, не знаю, что», но снайперскую «мосинку» хотелось так сильно, что Дима встал на ноги и начал обдумывать варианты. Он дошел до конца ряда, чуть не наступив на покрытые трещинами стеклянные елочные игрушки — судя по виду, дореволюционных времен — зацепился взглядом за очередной прилавок и снова замер. Хожени. Дорожники. Плетеные штучки, помогавшие выйти на Кромку. Целая охапка — старенькие, потертые, с развязанными узлами, рваными шнурками и дырами в аккуратном рисунке, с кистями, перепачканными смолой, рассыпающимися низками бусин.

Дима спохватился: «Я же Дыму ничего не рассказал, а с ним надо посоветоваться в первую очередь!». Сосредоточился, позвал. И наткнулся на глухую стену молчания.

«Отгородился? Обиделся? Что за глупости? Взрослый мужик, должен понимать, что не всегда есть время для разговоров».

После десятка безуспешных попыток дозваться, Дима подхватил Маугли на руки — двое зеленомордых шарахнулись, как будто это не кролик, а что-то плохое — и пошел к выходу с барахолки. Возвращаться к трамвайным путям и гравийной дорожке вдоль недостроев не имело смысла — там не было ничего ценного. Дима осмотрелся и свернул на тропку около забора, расписанного граффити. Минут через пятнадцать он вышел на развилку. Дорожка влево вела к одноэтажному деревянному зданию с вывесками «Буфет», повторявшимися на разных языках, и закрывавшими чуть ли не половину фасада. Дорожка вправо уводила в заброшенный парк, похожий на тот, в котором Дима испортил газонный разбрызгиватель.

— Пойдем, посидим на лавочке? — предложил он Маугли. — Нужно крепко подумать. Домой возвращаться не прижимает, меня там вся европейская полиция ищет, плюс в запасе еще два дня отпуска и выходные. Можно пока тут осмотреться, поискать что-нибудь ценное. Мосинка! Клеймо видел? Звезда со стрелой, Тульский оружейный завод. Руки чешутся, опробовать охота. Дома такую хрен найдешь, а если найдешь, цену выкатят — честно не заработаешь. Пол-Европы перестрелять придется. А это не вариант.

Кролик пошевелил ушами, одобряя желание посидеть в парке. Дмитрий Генрихович продрался сквозь заросли хмеля, оплетавшие мраморную балюстраду и вазы, отыскал более-менее крепкую лавочку, уселся, продолжая говорить:

— До Дыма бы еще докричаться. Не может быть, чтобы он обиделся. Наверное, своих неприятностей подвезли. Спросить у него хочу, надо ли покупать эти хожени. Вдруг они как-то пригодятся, помогут его вытащить?

Одностороннюю беседу прервал шорох перекатывающихся камешков. Кучка мусора возле балюстрады зашевелилась, из-под земли, протискиваясь между мраморными осколками и сухими плетями хмеля, пророс тонкий стебелек. Дима смотрел на диковину с отвисшей челюстью — ветка, вторая, третья… Блестящие ярко-зеленые листья, мгновенно пожелтевшие до самоварного золота и осыпавшиеся на землю. И снова листья, теперь уже вперемешку с цветочными почками.

— Нравится? — спросил чей-то голос. — Подойди поближе. Потрогай. Дерево не ядовитое.

Глава 3. Покупка и буфет

Дмитрий Генрихович посмотрел на здоровенного говорящего кота, на разросшийся куст, покрывшийся скверно пахнущими белыми цветами, и позволил Маугли спрыгнуть на землю — кроль так пнул его в живот, что дыхание перехватило. Цветы пожухли, съежились. Ветерок унес вонь тухлой рыбы, плодовые коробочки раскрылись, являя загадочные плоды — небольшие стеклянные пузырьки с пробками и цепочками-стебельками. Пузырьки были поменьше, чем тара для цветочного масла, рябили разноцветьем плоских чешуек, сухих бутонов и ягод, спрятанных за стеклом.

— Бери! — щедро предложил котяра. — Бери тот, который нравится.

Маугли зарычал — низко, грозно. Дима, который прежде такого звука от кролика не слышал, прикоснулся к вздыбившейся шерсти на спине — «тихо, не сорви гешефт» — кашлянул и уточнил:

— Слышь! А это редкость?

— Конечно! — мяукнул котяра. — Редкость редкая, у кого хочешь спроси. Дерево несбывшихся желаний. Открой пузырек и узнаешь, что тебе досталось. Может быть, тебя поцелует прекрасная принцесса, а может быть, тебе под ноги свалится мешок алмазов.

— Ага, то есть, не просто редкость. Ценная редкость. Так?

— Очень, очень ценная! — котяра выскользнул из-за балюстрады, завертелся вокруг деревца, стараясь не приближаться к Маугли. — Сорви пузырек, открой!

— А два можно?

— Ты сначала один откупорь. Потом договорим.

Кот оскалился, демонстрируя острые пожелтевшие зубы, царапнул когтями по мрамору, оставляя внушительные следы.

— Неохота мне ничего откупоривать, — сообщил Дима, встал и подошел к кусту, оставив «Винторез» на лавке. — Других забот навалом.

Он натянул рукав куртки на ладонь, наклонился, ухватил ценную редкость за основание, поднатужился и выдернул с корнем, обломав пяток мелких веток. Пузырьки попадали в кучу мусора, разбиваясь и оставляя быстро улетучивающуюся вонь и звуки — гарь, кровь, крики, стоны и проклятия. Котяра взвыл, прыгнул на Диму, но встретиться с ботинком