Наиболее четко позицию в отношении немецкого катынского расследования выразил премьер – министр Англии У.Черчилль. В письме Сталину от 24 апреля 1943 г. он написал: «Мы, конечно, будем энергично противиться какому-либо «расследованию» Международным Красным Крестом или каким—либо другим органом на любой территории, находящейся под властью немцев. Подобное расследование было бы обманом, а его выводы были бы получены путем запугивания» (Катынь. Расстрел… С. 423, 457). Анализ методики раскопок и опубликованных результатов эксгумации, осуществленной немцами в Козьих горах, подтверждают выводы английского политика.

Черчилль сумел предугадать цену так называемым международным инспекциям и комиссиям, действующим под флагом Международного Красного Креста. Напомним, что МКК серьезно дискредитировал себя в ходе Второй мировой войны. Его представители инспектировали нацистские концлагеря и умудрились не заметить там системы, нацеленной на планомерное уничтожение пленных и заключенных.

Польское правительство в эмиграции поддержало немецкую версию катынского преступления. После 14 апреля 1943 г. газета польских коллаборантов в оккупированной Варшаве «Новый курьер варшавский» начала публиковать списки катынских жертв с соответствующими комментариями. Вслед за этим польское правительство в эмиграции 17 апреля, несмотря на предостережение У.Черчилля, приняло решение обратиться в Международный Комитет Красного Креста (МККК) с просьбой выслать в Катынь комиссию, которая провела бы расследование.

По странному совпадению, именно в это время с аналогичной просьбой в МККК обратилась Германия, что зародило подозрение о совместном обращении поляков и немцев в МККК. Такой одновременный демарш вызвал крайне негативную реакцию руководства СССР, а также Великобритании и США. 26 апреля 1943 г. СССР разорвал дипломатические отношения с польским правительством в эмиграции. 28 апреля 1943 г. под давлением руководства Великобритании премьер-министр Сикорский отозвал польское обращение в МККК (Катынский синдром… С.157—162).

Пытаясь убедить мировое сообщество в своей объективности, нацисты постарались максимально привлечь иностранные и международные организации к работам по эксгумации тел, захороненных в Катыни. Однако Международный Красный Крест (МКК) не поддался давлению Германии и отказался участвовать в расследовании.

Потерпев неудачу с МКК, нацисты спешно сколотили некую «Международную медицинскую комиссию» из представителей 13 подконтрольных Германии стран и Швейцарии. Кстати, представитель Испании профессор Пига умело уклонился от выполнения немецкого задания и отстал от остальных членов комиссии в Берлине, а представитель вишистской Франции профессор Костедо наотрез отказался ставить свою подпись под итоговым документом.

28 апреля 1943 г. Международная комиссия прибыла в Катынь. Уже 30 апреля было готово заключение, утверждавшее, что расстрел польских офицеров был произведен советскими властями в марте-апреле 1940 г. Однако среди членов комиссии возникли разногласия, и они покинули Смоленск, не подписав этого заключения.

На обратном пути в Берлин немцы посадили самолет с экспертами на авиабазе в Бялой подляске (Польша), где им прямо в ангаре «ненавязчиво» еще раз предложили подписать вышеупомянутое заключение, датированное задним числом «Смоленск, 30 апреля 1943 г.». Выход у международных экспертов был один – подписать заключение. В мае 1943 г. текст заключение опубликовали в газетах, а в сентябре 1943 г. – в «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn» .

Польские историки особо подчеркивают, что нет никаких оснований сомневаться в честности и профессионализме доктора Бутца. Правда, они забывают указание Геббельса о том, чтобы руководство процессом эксгумации в Катыни взяли на себя « исключительно политически подготовленные и опытные» немецкие офицеры. Вряд ли доктор Бутц хотел иметь неприятности с гестапо или с ведомством Геббельса, особенно в вопросах, находящихся на личном контроле у фюрера?

Не случайно чешский профессор Ф.Гаек, один из тринадцати членов международной комиссии, посетившей Козьи Горы 28—30 апреля 1943 г. в своих « Катынских доказательствах» утверждал, что: «Каждому из нас было ясно, что если бы мы не подписали протокол, который составили проф. Бутц из Вроцлава и проф. Орсос из Будапешта, то наш самолет ни в коем случае не вернулся бы» (Гаек. Катынские доказательства. http://katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id= 739&page=1).

В 1947 г., упомянутый Ф.Гаеком проф. Орсос, в доверительной беседе с югославским разведчиком Владимиром Миловановичем, которого он считал ярым антикоммунистом, сообщил, что на основании того, что немцы скрывали в Катыни , он пришел к выводу, что польских офицеров расстреляли нацисты («Вечерне новости». Белград, март 1989 г. Абаринов. Катынский лабиринт. Глава «Лжеэксперты» )

По решению Польского Красного Креста (ПКК) 14 апреля 1943 г. в Смоленск прибыли 3 польских эксперта из состава Технической комиссии ПКК. В течение 3 дней немцы создавали надуманные предлоги отсрочки их появления в Козьих Горах. Поляки приступили к работе только 17 апреля . Следующие 12 представителей Технической комиссии во главе с доктором судебной медицины Марианом Водзиньским прибыли в Катынь 29 апреля 1943 г. Польская комиссия была демонстративно названа «технической», дабы подчеркнуть ее неофициальный характер. Она работала в Катыни-Козьих Горах до 9 июня 1943 г. (Катынь. Расстрел… С. 428, 480, 487).

Вот как ситуацию с участием поляков в немецкой эксгумации описывал очевидец этих событий уже упомянутый Грациан Яворовский, представитель Главного управления Польского Красного Креста в Варшаве, в своем отчете, в 70-х годах тайно переправленном на Запад: « Эксгумация производилась под надзором немецкой жандармерии, а также какой-то польской жандармской части. (В ее состав входили молодые люди, главным образом из Львова, в немецких мундирах, но без немецких гербов на головных уборах).

… Эксгумационные работы проводил доктор Водзиньский, явно выраженный наркоман. Ему помогали двое помощников-прозекторов, один пожилой, другой молодой. Оба вели себя безобразно, грабили трупы, даже отдирали подошвы с обуви убитых. В нашей группе, кроме меня, работали еще четверо поляков из Варшавы.

… С немецкой стороны мы испытывали постоянное давление, чтобы мы четко сказали, что преступление – дело рук НКВД. Мы отказались сделать такое заявление. Но не потому, что у нас были какие-то сомнения, виновник был очевиден. Мы не хотели, чтобы нас использовали в гитлеровской пропаганде» («Zeszyty Historyczny», Paris / France/, № 45, 1978 г. С. 4)

В то же время Леопольд Ежевский в своей книге «Катынь. 1940» утверждал: «Все показания членов польской комиссии свидетельствуют, что немецкая сторона предоставила им большую свободу исследований и выводов, не оказывая на них никакого давления» (Ежевский. Глава «Расследование и политика»).

О поистине «большой» свободе исследований поляков во время эксгумации в Катыни свидетельствует отчет Технической комиссии Польского Красного Крест, в котором говорится: «Члены комиссии, занятые поиском документов не имели права их просмотра и сортировки. Они обязаны были только упаковывать следующие документы: а)бумажники…; б) всевозможные бумаги…; в) награды…; г) медальоны…; д) погоны…; е) кошельки; ж) всевозможные ценные предметы» (Катынь. Расстрел… С. 481).