Вечер выходного дня в одной из московских семей. 1937 год

Клуб металлургов. Читальный зал. 1937 год

* * *

Профессор Александр Григорьевич Соловьев, правовернейший коммунист, коротко знакомый со многими высокопоставленными партийными и государственными деятелями, записал в дневнике: «Начальник спецотдела Стернин по секрету сообщил, что зам. наркома обороны маршал Гамарник застрелился у себя дома. Арестована большая группа самого высшего комсостава во главе с маршалом Тухачевским, зам. наркома обороны. Гамарник тоже подлежал аресту. Всех обвиняют в шпионаже в пользу фашистов. Творится что-то неладное».

2 июня 1937 года:

В Кремле на расширенном заседании Военного Совета при Наркоме Обороны с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) выступил И.В. Сталин, сообщивший, что в стране раскрыт «военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами». Вождь утверждал, что руководителями этого заговора были Лев Троцкий, Алексей Рыков, Николай Бухарин, Ян Рудзутак, Лев Карахан, Авель Енукидзе, Генрих Ягода, а по военной линии – Михаил Тухачевский, Иона Якир, Иероним Уборевич, Август Корк, Роберт Эйдеман и Ян Гамарник. Заявление это он проиллюстрировал цитатами из протоколов допросов. Сталин не мог не знать, что эти показания выбивались угрозами и пытками, более того, он не постеснялся обвинить, в частности, Тухачевского в шпионаже в пользу Германии, сославшись на показания немецкой шпионки Жозефины Гензи, хотя та ни слова не говорила о Тухачевском. Сталин также сообщил, что по военной линии уже арестовано 300–400 человек, выразил недовольство отсутствием разоблачающих сигналов с мест, потребовал, чтобы впредь подобные сигналы (доносы) поступали, и в целях ободрения еще колеблющихся сформулировал такой страшный тезис: «Если будет правда хотя бы на 5 процентов, и то хлеб».

Выступление тяжелым прессом легло на психику присутствовавших там высших командиров и начальников РККА. Одни поспешили откреститься от своих старых товарищей, объявленных врагами народа. Комкор С.П. Урицкий, например, в письменном виде доложил, что он был в неплохих отношениях с Фельдманом, Аппогой, Якиром, Уборевичем, бывал у них дома, «но не то что дружбы, но даже близкого знакомства у меня с ними не было» (Урицкого арестовали в ноябре, а в августе 1938-го расстреляли). Других обуял зуд доносительства, и они начали излагать свои подозрения по поводу как уже арестованных, так и тех, кто еще гулял на свободе.

На заседании Сталин не мог себе отказать в удовольствии лично сообщить комкору К.А. Мерецкову о показаниях Уборевича о том, что он весной 1936 года «завербовал» Мерецкова. Мерецков 7 июня послал Сталину и Ворошилову письмо, в котором не только клялся в верности, но и жалел, что «просмотрел злейшего врага, немецкого шпиона Уборевича», и извалял в грязи своего обвинителя: «Мое личное мнение о нем, как о человеке, которое я имел раньше: интриган, двуличный, грязный в личном быту, трус, барин в отношении к начсоставу. Я имел много разговоров о его личности и знал, что многие его терпеть не могут, в частности тт. Белов, Смирнов, Хрулев; при моих встречах называли его – Уборевича – сволочью…» За Мерецковым, уже заместителем наркома обороны, пришли в июле 1941 года. Его пытали так, что, неожиданно помилованный в сентябре 1941 года, он с трудом мог ходить, и Сталин разрешал ему сидеть при докладах. Мерецков пережил Сталина на 15 лет и написал несколько книг воспоминаний, где ни словом не упоминал о массовых репрессиях.

* * *

Через три месяца после ареста следствие получило от Н.И. Бухарина «личные показания». Николай Иванович до сих пор категорически отрицал свое участие в «троцкистско-террористической» деятельности, держался с «замечательной решимостью» (впрочем, его не пытали) и сдался только после того, как следователь пригрозил уничтожить его жену и годовалого сына. Бухарин написал о наличии общего центра «заговорщиков», куда входили и военные – Тухачевский и Корк. На допросе 14 июня, уже после расстрела этих высших военачальников, Бухарин вновь давал показания о составе «центра», но уже исключил из него Тухачевского и Корка: режиссерам всех этих спектаклей, видимо, нужны были иные, «свежие» кандидатуры.

5 июня 1937 года:

Сталин принял Молотова, Кагановича и Ежова. Вместе они из большой группы арестованных в апреле – мае военнослужащих отобрали для судебного процесса по делу о «военном заговоре» Тухачевского, Якира, Корка, Уборевича, Эйдемана и Фельдмана. Для придания делу троцкистской окраски в эту группу были включены Примаков и Путна, действительно поддерживавшие до 1927 года Льва Троцкого. Индивидуальные уголовно-следственные дела на всех этих лиц 5 июня были объединены в одно групповое дело. Состав подсудимых был подобран таким образом, чтобы процесс внес свою лепту в создание атмосферы недоверия к «инородцам», насаждавшейся Сталиным в те годы. Уборевич и Путна были литовцами, Якир, Гамарник и Фельдман – евреями, Корк – эстонцем, Эйдеман – латышом.

* * *

Командующий ВВС Северокавказского военного округа корпусной комиссар М.Ф. Березкин докладывал Сталину и Ворошилову, что в «округе на 900 командиров авиации 90 человек исключенных из партии и 150 человек, имеющих различные социально-политические, как у нас выражаются, хвосты».

* * *

Арестован заместитель начальника Генштаба РККА комкор Василий Николаевич Левичев. Он был приговорен к ВМН 26 ноября 1937 года и расстрелян в тот же день.

6 июня 1937 года:

В ночь на 6 июня арестован 52-летний поэт Николай Алексеевич Клюев, один из лучших поэтов России, стихами которого восторгались Александр Блок, Николай Гумилев, Андрей Белый, Осип Мандельштам, Сергей Есенин. Советские же идеологи уже в конце 1920-х годов объявили Клюева «отцом кулацкой литературы», «литературным агентом империализма». На долю Николая Алексеевича выпали испытания, похожие на те, что переживал его прямой предок – знаменитый проповедник XVII века протопоп Аввакум. От него же поэт унаследовал и пророческий дар.

* * *

Газета «Известия»:

7 июня 1937 года:

Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов приняли Ежова и Вышинского. В этот же день отпечатан окончательный текст обвинительного заключения по делу о «военном заговоре». 7 июня было предъявлено обвинение Примакову, а 8 июня – Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Путне, Корку, Фельдману по 58-й статье – измена Родине, шпионаж, террор и т. п.