Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последующие события развивались так, что никто из бегунов не хотел вести бег в быстром темпе, и полмили были пройдены всего за 2:04. Все сбились в кучу. На следующей после отметки полмили прямой Джим оставался еще на пятом месте, но на повороте начал бежать далеко от бровки, чтобы обойти Сан Романи. За круг до финиша он был уже четвертым, однако все шестеро бегунов держались довольно плотно, и ни один не отставал от другого более чем на четыре ярда. Неопределенность все нарастала. На вираже все оставались еще в тесной группе, но здесь сдал и, по существу, выбыл из борьбы Дэй.
«На последней четверти,- вспоминал Джим,- я почувствовал тяжесть в ногах, но утомленным не был. Самочувствие мое было еще достаточно хорошим».
Теперь был как раз тот момент, когда кому-нибудь из участников забега следовало сделать резкий рывок и получить в результате этого преимущество. Похоже было на то, что вместо 1500 метров бега на выносливость разыграется спринтерский бег на 300 ярдов. Однако в этом месте Берлесон и О'Хара делали разрыв, но О'Хара и так теперь был лидером, а Берлесон без колебаний полагался на свой мощный рывок. Джим должен был начинать спурт, но все еще ждал, и тогда Сан Романи вышел вперед и разом поднял своих болельщиков на ноги.
Сан Романи пролетел мимо Берлесона, и Джим слышал, как тот крикнул Арчи не спринтовать так рано. Но Арчи уже промчался мимо Джима, мимо Грелле, обошел О'Хара и стал лидером. Впервые в своей карьере Сан Романи лидировал на предпоследней прямой в таких ответственных соревнованиях, и в ореоле своего блестящего броска он выглядел теперь надеждой, входящей в олимпийскую команду США.
Грелле двинулся за ним, пытаясь обойти О'Хара, но рыжий коренастый О'Хара осадил его в спринте на последнем вираже. Здесь с опозданием Джим, наконец, пристроился за Грелле. «Входя в последний поворот, я не думал, что смогу это выдержать. Но вдруг почувствовал, что что-то случилось. Не знаю, откуда это пришло, но я обрел силу».
Джим двигался далеко от бровки, чтобы иметь возможность обойти идущих впереди него. Но здесь Берлесон нырнул в промежуток, который он образовал с бровкой, и ему пришлось пробежать еще лишних два ярда по повороту. Теперь в опасном положении оказался сам Берлесон. Он был зажат «в коробочку» тремя бегунами, бежавшими впереди него. Если бы он подался назад и обошел Джима, он потерял бы три ярда, и это могло быть слишком большой потерей. Без колебаний Берлесон отодвинул Джима еще дальше от бровки и прорвался сквозь образовавшуюся брешь в лидеры.
Джим снова оказался на пятом месте и в одно мгновение вышел из ритма. Впереди него были четыре бегуна, и все они раньше обыгрывали Джима в финишных бросках. Обойти на последней прямой двух из них казалось невыполнимой задачей. Тысячи болельщиков Джима увидели, какой малой становится для него надежда попасть в число олимпийцев. Многие из них изменили ему в эти мгновения и начали кричать «давай!» другим бегунам.
«Я думал последовать за ним (Берлесоном), но твердой решимости на это у меня не было. Казалось, прошло минут пять с того момента, когда он вырвался в лидеры, а я все еще думал, как мне быть. Я чувствовал, что поставлен перед вопросом «что делать?». Но я слишком много сделал, чтобы бросить все сейчас. Когда эта мысль пришла мне в голову, «пятиминутной» паузе наступил конец. Внезапно меня понесло. Все, кто был впереди, стали приближаться ко мне. Да, на последней прямой действительно работал как следует».
Сан Романи начал задыхаться и сдал. Джим обошел его и теперь бежал четвертым. О'Хара был занят обходом Грелле и в то же время понемногу приближался к лидировавшему Берлесону. Оба они были уже недосягаемы. Только Грелле был теперь препятствием на пути в Токио. Грелле, трижды обыгравший Джима в финишных спуртах, подобных этому, был теперь на два фута впереди него, а оставалось бежать только 40 ярдов, и эти два фута преимущества казались гораздо большим расстоянием, потому что Грелле бежал хорошо, с не меньшим отчаянием, чем сам Джим.
«Я верил, что могу достать его. Я еще двигался быстро и не устал».
Зрители на трибунах словно взбесились. Легко можно было видеть, что О'Хара не собирается доставать Берлесона. Это ему было не нужно. Зрители могли также легко видеть, что ни Грелле, ни Райан не намерены всерьез бороться с О'Хара, хотя оба они подходили к нему все ближе и ближе. Все состязание превратилось теперь в поединок двух Джимов - Грелле и Райана, и все кричали одно и то же: «Давай, Джим!» - хотя не было ясно, кому это адресовано - Джиму Райану или Джиму Грелле.
Среди зрителей были те, кто считал, что Райана ждет славное будущее, и они хотели видеть своего любимца в олимпийской команде. Были и такие, кто стал яростным болельщиком Джима только в этом сезоне. И, наконец, на трибунах были зрители, которые еще не выбрали фаворита и сами себе удивлялись, крича хриплыми голосами то одному, то другому бегуну. Теперь все они были захвачены драмой поединка человек против человека. Или, как это некоторым представлялось, поединка между мужчиной и мальчиком.
Джим медленно, дюйм за дюймом, приближался к Грелле. Однако Грелле двигался к финишу все же быстрее, чем Райан к Грелле. К тому же казалось, что
Грелле сможет выжать небольшое дополнительное усилие, если Джим поравняется с ним.
Болельщики Райана, забыв обо всем, отчаянно надрывались: «Давай, Джим!» Они пришли на стадион посмотреть на него как на равного лучшим бегунам Америки, а теперь хотели от него немного большего. Они хотели, чтобы он стал американским бегуном-олимпийцем.
Джим Райан хотел этого еще больше, чем они. Финишная черта была уже только в 20 ярдах, а Грелле, бежавший слева, выигрывал у него только дюймы. Если бы только он мог бежать чуть быстрее... Он вложил в последние ярды все, что у него было, и... действительно, пошел чуточку быстрее. Не очень, но достаточно, чтобы отвоевывать у Грелле преимущество. За 10 ярдов до финиша, идя по третьей дорожке,