погашенное раздражение вспыхивает с новой силой. Ух, попадешься ты мне!

– Хочу! Я голодный, как волк, – говорю вслух и сажусь за стол.

Саша несколько раз удивленно моргает, но ставит передо мной тарелку с едой, наклоняется к самому уху и шепчет:

– Чтоб ты подавился!

– Саш, ты чего? – Полина слышала, как девчонка что– то мне сказала, но что именно точно не разобрала.

– Ничего, – милая улыбка касается розовых губ, – Я просто пожелала Артему приятного аппетита.

И что прикажете с ней делать?

Глава 8

Вообще меня спасло то, что несмотря на шпильки Саша поставила передо мной, кроме каши, тарелку с яичницей. И кофе налила.

– Ты когда приехала? – спросила у сестры Полина, ковыряясь ложкой в тарелке.

– Рано, – Саша напротив с аппетитом ела то, что наготовила, – Ты же знаешь бабушку. Она терпеть не может, куда– то опаздывать. Поэтому без пятнадцать шесть мы с ней садились в такси, доехали за пять минут, а полседьмого у нее уже поезд отходил. Сюда я тоже приехала быстро. Дядечки из охраны меня без проблем пустили.

Конечно, пустили. Я их вчера вечером предупредил. Яичница вкусная, я не замечаю, как опустошаю тарелку. Но чувствую, что не наелся. С сомнением смотрю на кашу.

– Не бойся, москвич. Не отравишься, – подбадривает меня младшая сестра Полины.

– Саша! – с укором восклицает Поля, – Его Артем зовут. И там же еще яичница осталась. Если не хочешь, давай что– нибудь другое попробуешь?

Она обращается ко мне. И что это забота? Пусть и на фоне вежливости.

Улыбаюсь девушке.

– Нет, я попробую. Твоя сестренка уже целую тарелку схомячила. И куда только влезло столько?!

На меня обращают гневный взгляд, пышущий огнем.

– Это ты меня так тактично обжорой пытаешься назвать? Не трудись, мне не интересно твое мнение обо мне. Насчет количества, у меня – растущий организм!

Растущий – это она верно заметила. Особенно грудь, которая у нее больше, чем у Полины, на размер. Каша помогает.

Подцепляю ложкой кашу, залитую киселем. Судя по запаху, вишневым. Отправляю в рот. Немного странное сочетание.

Но...

– Вкусно, – оцениваю вслух, – Молодец, мелочь.

Девчонка опять прищуривает глаза. Как котенок. Сейчас зашипит.

Полина начинает вставать из стола. И реакцию на свою провокацию мне услышать не суждено.

– Поль, ты куда?! Ты ж не съела ничего... обращается Саша к сестре.

– Прости... Я пойду... Я попозже поем. Хорошо?

Полина не ждет ответа, а на лице у Саши появляется такое растерянно– тревожное выражение, что я чувствую укол в сердце.

– Она очень расстроена. Ей не до еды сейчас, – вот кто меня тянет за язык. Зачем я ее утешаю?

– Я знаю. Но... Так же тоже нельзя, – отвечает тихо.

Нельзя. С этим я согласен. Но не кормить же насильно?

– Может, ты поговоришь с ней, Саш? – предлагаю хоть что– то сделать.

– Ты думаешь, я не разговаривала? – смотрит на меня с недоумением, – Сто раз уже. Она соглашается, а потом просто не ест, лежит на кровати целый день и разглядывает стену.

– Ее можно понять. Она очень переживает. Если Матвей не вернется...

Девочка даже на ноги поднимается от моего предположения:

– Матвей обязательно вернется! – с жаром возражает она мне, хотя я ничего и не утверждал.

Мне хочется рассмеяться ей в лицо и заявить, что не дождутся они своего Матвея. Гашу в себе этот порыв.

Да, мне бы хотелось, чтобы никто не стоял на моем пути к Полине. Но если она так тяжело переживает его исчезновение, то что будет с ней, если его убьют?

– Вернется, вернется, – говорю вслух, – Ладно, спасибо за завтрак! Было вкусно.

Она недоверчиво изучает мое лицо, но не найдя на нем и намека на насмешку, отвечает:

– Пожалуйста.

Мне кое– что надо отвезти Олесе. Отец просил. Беру сумку и еду в роддом. У нее отдельная палата. С охраной.

Она тоже переживает, но выглядит нормально. Где– то внутри даже шевельнулась мысль, что не очень– то она и убивается. У нее впереди новый ребенок и, скорее всего, новый муж. Матвей – это напоминание о старой жизни. О той, которую она хочет забыть.

Но за несколько минут нашего с ней разговора, понимаю – все это чистое притворство. Она просто старается держаться. Несмотря ни на что. И это ей удается.

Мы разговариваем о Полине, потому что за нее она тоже беспокоится. За чужого, по сути, человека.

У меня звонит телефон. Отвечаю, движимый каким– то предчувствием. Звонит синьор Перес, к которому отец и улетел на переговоры. Испанец сообшает, что несмотря на погодные условия господин Холодов вылетел на материк. Меня огорошивает это известие. И я перехожу на русский. Очень напрасно, потому что Олеся здесь, все слышит. И у нее начинаются роды.

Отошли воды, а все, что я могу сделать – это смотреть на лужу на полу. Ужас какой– то. Это отец должен быть здесь! Зачем его вообще понесло в эту Испанию?!

В себя прихожу от спокойного голоса Олеси, которая просит позвать ей врача. Что за женщина? У меня паника, хоть я и не рожаю. А ей хоть бы что.

Врача я, конечно, зову. Но обратно меня не пускают, отправляют домой.

В машине набираю Тимура:

– Ты уже знаешь? – даже не здороваюсь.

– Знаю. Это было вполне предсказуемо.

Он не удивлен.

А я киплю от негодования.

– Он мне обещал! Он ей обещал! А что в итоге?

– Артем, он не мог поступить по– другому.

– Мог. Не захотел. Если что с ним случится, что я буду делать? Что будет делать его почти– жена, у которой только что роды начались? После такого известия?

Мне кажется, мои претензии вполне обоснованы. Мне всего восемнадцать. Я не готов управлять крупной корпорацией. Олесе нужен муж, а их ребенку – отец.

И так глупо поставить все на карту? Не вечно же продолжался бы этот шторм...

Олеся

Палата наполняется медперсоналом. Меня осматривают на кресле, переговариваются между собой. В конце концов делают клизму и я оказываюсь в предродовой. Сначала боль можно терпеть. Но потом она такая, что терпеть невозможно. Делают обезболивающее, но как по мне особой разницы нет. Я хожу, дышу, присаживаюсь на корточки. Боли становятся чаще и сильнее. Врачи