Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На лице вышеупомянутой леди появилась блаженная улыбка, и она произнесла:
– Алмазы.
– У вас нет никаких обязательств по отношению к нам, мадам, – обратилась к ней Фиона. – И мне бы очень не хотелось вас расстраивать.
В этот момент за дверью раздались какие-то резкие звуки, и появившийся на пороге Чаффи сообщил:
– Женщины вытолкали меня из кухни.
Заметив мрачное выражение на лице леди Беатрис, Уайлд спросил:
– Вы чем-то обеспокоены, мадам?
– Золотая клетка, – произнесла та. – Надо ехать… Необходимо искать…
Чаффи хмыкнул:
– У леди Би есть старинная подруга, настоящая светская звездочка. Она успевает повсюду и присутствует везде. Счастлив тот, кто может постоянно узнавать новости, которые у нее на слуху, и обсуждать с ней общество. Но сейчас у леди Кейт медовый месяц, так что мадам очень скучно без нее.
Дама тут же расплылась в улыбке и игриво шлепнула Чаффи по руке, отчего тот аж расцвел.
– Простите меня, мадам, – вновь заговорила Фиона. – Но откуда вам знать, что наше пребывание в вашем доме окажется приятным для вас? Мы ведь буквально только что познакомились. Не сомневаюсь, что вы уже успели оценить некоторые качества моей сестры, понять, насколько она мила и послушна. Но помимо этих, есть и другие. Она не выносит большого скопления людей, бессмысленных разговоров, плохой музыки и может громко сказать об этом, без стеснения. Кроме того, мы больше не сможем жить врозь. Ни при каких обстоятельствах.
– Анафема! – торжественно заявила леди Би.
– Это она про тех, кто захочет вас разлучить, – пояснил с улыбкой Алекс.
– Я поняла, – кивнула Фиона. – Но в чем будет заключаться наша работа?
Алекс решил, что наступил момент, которого он так ждал. Нежно и в то же время крепко сжав руку Фионы, как бы демонстрируя, что даже такая сильная и элегантная женщина нуждается в защите, он произнес:
– Вам больше не придется работать. Никогда. Я обещаю.
Несколько долгих секунд она молча смотрела на него, и Алекс чувствовал, как под этим взглядом постепенно уменьшается и распадается на части его уверенность в себе. Он не мог припомнить ни одного случая в своей жизни, когда бы женщина ответила «нет» на его предложение, и уж тем более не мог представить, что его помощь отвергнет именно эта женщина, которую он четыре года назад целовал. Внезапно ему захотелось прижать ее к груди и во что бы то ни стало настоять на своем, а еще лучше спрятать куда-нибудь от посторонних глаз, чтобы хранить и оберегать, как семейную реликвию.
Однако Фиона резко отдернула руку, будто почувствовала ожог, отступила назад и гордо выпрямилась, обратившись в живое олицетворение достоинства и силы. На него она больше не смотрела.
– О лорд Уитмор! Видите ли, вы сделали не то предложение, которое могло бы нас заинтересовать. Мы отнюдь не желаем, чтобы нас освободили от работы. У нас есть ученики, Мейрид имеет возможность работать с рефрактором, мы вместе занимаемся расчетами. У нас много интересных дел и хорошая пища. Я убеждена, что это как раз то место, которое сейчас нам нужно.
Замолчав, она повернулась к окну, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Отказ задел Алекса больше, чем он мог ожидать. Ощущение было такое, будто в груди образовалась некая пустота, которая беспокоила и мешала сосредоточиться. Он попытался посмотреть на произошедшее спокойно, без лишних эмоций. Он приехал сюда, чтобы помочь ей. Только и всего. И в ее отказе не было ничего личного.
Но личное было. Это он ощутил буквально физически. Рука, которой он прикоснулся к ней, горела. Что случилось? Он ведь видел и более красивых женщин. Да та же сестра Фионы красивее ее, черт их всех побери! И Аннабел была прекрасна с ее привлекательными мягкими формами, податливостью и уязвимостью. А в этой женщине все жестко, рационально, взвешенно. И все же он должен помочь ей – увезти с собой туда, где сможет приглядывать за ней, хотя, как он чертовски ясно понимал, она не потерпит, чтобы за ней приглядывали.
– Прошу прощения, леди Фиона, – собравшись с духом, все же вернулся к своему предложению Алекс, – но вы должны понимать, что выбора в данном случае нет. По крайней мере для вас. Все предопределено вашим рождением.
– Тогда, милорд, получается, что по праву рождения я воровала яблоки с телег, чтобы не умереть с голоду, – ответила Фиона спокойным, ровным голосом. – А кроме того, залезала в чужие карманы, чтобы стащить хотя бы носовой платок, и часами пряталась по углам в тавернах, дожидаясь пока какой-нибудь пьяница уронит на пол монетку или две, к моему счастью. Что, это не было предопределено? Но я же делала все это!
– Только в силу обстоятельств. Теперь у вас не будет необходимости работать. Вы имеете полное право наслаждаться преимуществами своего общественного положения.
Эти слова заставили ее повернуться, и не ожидавший этого Алекс едва сдержался, чтобы не отступить. Ее глаза полыхали таким холодным огнем, что по телу пробежали мурашки.
– Я провела целых четыре года, занимаясь именно этим, милорд: наслаждалась своим положением. Это заключалось в том, что нас с сестрой изолировали от местных, как пару помешанных. Нам было запрещено куда-либо выезжать, не разрешалось общаться с представителями класса, к которому мы принадлежим, а с представителями других классов тем более, причем по одной и той же причине – дедушка таким образом охранял репутацию семьи.
– Маркиз… – громко вздохнул Чаффи. – Плохой порядок!
В глазах Фионы Алекс увидел нечто большее, чем она сказала. Нечто тяжелое, что невозможно забыть. Что-то сильное, выкованное в огне страданий, с чем он раньше не сталкивался и чему не мог дать определение. Фиона Фергусон пыталась донести правду, которую никто в этой комнате не был в состоянии понять. Она видела это и воспринимала как предупреждение.
– Я не могу довериться вам, мадам, – сказала она, уважительно поклонившись леди Би. – Мы с сестрой всегда будем отверженными в вашем обществе чудачками, нужными разве что в качестве объекта для сплетен. «О, эти барышни Фергусон! Знаете, их же привезли из трущоб. Известно, что старшая носит нож под платьем, а в школе воровала еду. Это не то, что называется хорошим тоном, дорогая. Это вообще не тон», – скопировала кого-то Фиона с убийственной точностью.
Алекс даже догадывался кого.
Но леди Би вопреки его ожиданиям понимающе затрясла головой и изрекла:
– Назойливые, шумные птички.
Алекс заметил, что выражение лица Фионы смягчилось. Искорки невысказанной боли замелькали в ее небесно-голубых глазах, и ему показалось, что они даже стали немного темнее. Она подошла к пожилой женщине, осторожно присела рядом и, накрыв ее ладонь своей, мягким голосом, в котором чувствовалось сожаление, сказала:
– Вы сама доброта, мадам, я вижу. Но ваш мир создают именно эти назойливые птички. И кого приветствовать, а кого изгнать, зависит от их прихоти. А разрушать порядки, установившиеся в вашем мире, это, поверьте, последнее, чем мне хотелось бы заниматься. Я лучше буду жить вне его, но так, как хочу, и сожалеть об этом следует меньше всего. Вам, я думаю, не придется страдать по этому поводу. Мой дед об этом позаботится.