Пациенты с афазией Вернике говорят нелепости, путают слова и звуки внутри слов, а иногда и вовсе выдумывают несуществующие слова. Если пациент с афазией Вернике[4]попытается рассказать о том, как он ходил в магазин, то выйдет: «Я подудышивал, чтобы сделать по магазинам-зинам сегодня-ня-ня-ня купиваю-напиваю хлеб-млеб-влеб». Пациент пытается сообщить, что ходил в магазин за хлебом, но путает слова, добавляет в речь неологизмы (выдуманные слова) и заменяет в словах буквы. Совокупность всех этих причуд приводит к тому, что высказывание теряет смысл.

Пациенты с афазией Вернике также тяжело воспринимают чужие высказывания. Другими словами, это нарушение речи в первую очередь касается понимания смысла слов. Пациенты с афазией Вернике не способны до конца понимать чужие слова, а также с трудом выражают собственные мысли.

Открытие зон Брока и Вернике и связанной с ними афазий помогло нейробиологам убедиться, что речепорождение и речевосприятие – одни из немногих функций мозга, которые зависят от одного (левого) полушария мозга сильнее, чем от другого. Такое несоответствие называется межполушарной асимметрией.

Дальнейшие опыты лишь подтвердили гипотезу, что за речь отвечает левое полушарие головного мозга. Возможно, один из самых необычных экспериментов проводился на пациентах, которые обращались к крайней мере при лечении тяжелой формы эпилепсии. А именно к каллозотомии, во время которой в мозге человека разрезают клубок аксонов под названием «мозолистое тело», соединяющий два полушария.

Зачем это делается? Эпилептические припадки вызывает чрезмерная электрическая активность, которая перевозбуждает группы нейронов в головном мозге и нарушает их работу. Зачастую такие отклонения сначала затрагивают одно полушарие, а затем через мозолистое тело переходят к другому. Если надрезать мозолистое тело, то чрезмерная электрическая активность задержится в одном полушарии, благодаря чему припадки не будут происходить так часто и пациенту станет намного легче.

Поскольку каллозотомия – это операция на открытом мозге, к ней прибегают лишь в крайних случаях – когда иные способы лечения уже не помогают. Как ни удивительно, эта операция не имеет бросающихся в глаза побочных эффектов. Однако тщательная проверка пациентов с разрезанным мозолистым телом показывает, что побочные эффекты есть – и в особенности они касаются речи.

Первая работа на эту тему была опубликована профессором Калифорнийского технологического института Роджером Сперри в соавторстве с его студентом Майклом Газза-нигой7. Сперри изучал, как каллозотомия влияет на кошек, но перешел к изучению людей – которых будут называть людьми с «расщепленным мозгом», – не меняя методики.

Сперри и Газзанига давали пациентам предметы (карандаши или ключи от машины) таким образом, чтобы чувственная информация о них сначала направлялась только в одно полушарие мозга. Такого можно добиться, если задействовать нейронные пути с одной стороны тела. К примеру, сведения, полученные через правый глаз, сначала обрабатываются в левом полушарии головного мозга. А осязательная информация из левой руки – в правом.

Добравшись до одного полушария, эта информация попадает в другое через такие проводящие пути, как мозолистое тело. Но если речь идет о пациенте с «расщепленным мозгом», то сведения, дойдя до левого полушария, так в нем и останутся. Мозолистое тело такого пациента повреждено, поэтому его мозг не способен передать сведения правому полушарию.

Когда переживший каллозотомию пациент видел предмет только правым глазом, сведения поступали лишь в левое полушарие его мозга. И на вопрос, что это такое, он отвечал: «Ключ». Пока все правильно.

Посмотрев на ключ левым глазом, пациент воспринимал его только правым полушарием; до левого тем временем сведения не доходили. А на вопрос, что это за предмет, пациент никак не мог вспомнить нужное слово. Многие участники либо заявляли, что вовсе ничего не видят, либо высказывали случайные догадки. Однако все они могли как нарисовать увиденный предмет, так и выделить его из числа других – потому что на самом деле видели его. Но без языковых способностей левого полушария не могли его назвать. Эти наблюдения доказывают, что в левом полушарии мозга есть зоны, без которых речь невозможна. Если они не работают в должном порядке, человек испытывает трудности в речи.

Сейчас (отчасти благодаря экспериментам Сперри и Газ-заниги) многие согласны, что у большинства людей левое полушарие головного мозга отвечает за речь (примерно у 95 % правшей и 70 % левшей)8. Это не значит, что правое полушарие никак не связано с речью. Как я упоминал ранее, речевое общение – сложная вещь. Даже если на левое полушарие приходится львиная доля речевых функций, правое также не остается без дела.

Считается, что именно правое полушарие отвечает за применение и понимание просодии – то есть интонации и ритмики речи. Благодаря просодии мы можем передавать свои чувства словами; без нее наша речь звучала бы однообразно и безразлично. Некоторые пациенты с поврежденным правым полушарием разговаривают совершенно невозмутимым голосом или с трудом распознают эмоции собеседника по его интонации. Из-за этого им сложно считывать чужие намерения. Кроме того, правое полушарие необходимо для понимания отношений между словосочетаниями и предложениями, а также для оценки контекста. Иначе пациенты не способны взаимодействовать в социуме9.

И это – лишь немногие из тех речевых функций, за которые ответственно правое полушарие. На самом деле их множество. Так что правое полушарие не оторвано от речи; наоборот, оно крайне важно в общении при помощи языка. Просто так сложилось, что левое полушарие считают ведущим в речевом общении и почти не уделяют внимания правому.