— Господи! Ну что ты за человек? — отозвался на его повествование Стив.

— Не понял…

— Я послал тебя на раскопки, чтобы ты мог передохнуть. В тихое спокойное место, где всего лишь несколько каких-то поганых каменюк. Делов-то! Никаких драм. Никаких неприятностей на твою задницу.

— Да, я понимаю, но…

— Но ты тут же оказываешься в гуще гражданской войны, среди молящихся дьяволу жрецов, и рядом с тобой какого-то гунна насаживают на вертел, точно кебаб. — Стив хохотнул. — Ты и там умудрился вляпаться в дерьмо. И что теперь собираешься делать?

Роб задумался. Что он собирается делать, он пока не знал.

— Не могу решить… Пожалуй, мне сейчас не обойтись без указаний редакции. — Он поднялся, продолжая прижимать телефон к уху. — Стив, ты как-никак босс. Я совсем растерялся. Скажи, что делать, и я сделаю.

— Доверься инстинктам.

— Что ты хочешь сказать?

— Поступай, как чутье подсказывает. У тебя нос сюжеты чует, как ни у кого другого. Не хуже чем у собаки-ищейки. — В голосе Стива послышался металл. — Говори прямо: есть там сюжет?

Чтобы ответить на вопрос, размышления не требовались. Роб повернулся и жестом попросил официанта подать счет.

— Да, по-моему, есть.

— Значит, тебе его и разрабатывать. Рой землю. Ищи следы. Торчи там еще две недели. Как минимум.

Роб кивнул. Он ощутил прилив профессионального возбуждения — однако омраченного грустью. Слишком кошмарную смерть принял Брайтнер. К тому же Роб рвался домой, чтобы повидаться с дочкой. Поэтому Латрелл решил сказать все как есть.

— Но, Стив, я хочу увидеть Лиззи.

— Твою девочку?

— Ага.

— Нежный ты мой! — рассмеялся Стив. — Сколько ей сейчас?

— Пять.

Редактор вновь умолк. Роб посмотрел на старинную мечеть на противоположной стороне блестевшего на солнце пруда. Кристина сказала ему, что когда-то в этом здании помещалась церковь крестоносцев.

— Ладно, Роб. Сделай то, о чем я прошу, и мы сразу же прямиком отправим тебя домой. Бизнес-классом. Идет?

— Спасибо.

— У себя в «Таймс» мы всегда поддерживаем хороших родителей. Но мне нужно, чтобы ты прямо сейчас кое-что для меня сделал.

— Что именно?

— Набросай базовый очерк об этих камнях. К четвергу. Я подпущу туда туману, намекну, что в статье далеко не все. Мы сможем состряпать из твоего материала серию. От нашего собственного корреспондента в каменном веке. С демонами в пустыне.

Роб засмеялся, сам того не желая. Стиву всегда удавалось приободрить его своим цинизмом, характерным для Флит-стрит[11], и беспощадным юмором.

— Ладно, Стив, пока.

Когда Латрелл сунул телефон в карман, на душе значительно полегчало. Нужно выполнить работу, написать очерк, провести расследование. И потом он сможет вернуться домой и встретиться с дочерью.

Покинув тишину и покой парка, Роб вышел на курдскую улицу. Там орали друг на друга водители такси, мужчина тащил ослика, который, в свою очередь, волок телегу с целой горой арбузов. Здесь было так шумно и суматошно, что Роб даже не услышал звонка своего телефона, лишь почувствовал вибрацию.

— Да?

— Роберт?

Кристина. Он остановился как вкопанный посреди пыльного тротуара. Бедная Кристина. Ей пришлось везти Франца в больницу. Она не доверила это дело никому другому. Роб видел, что ее машина внутри вся перепачкана кровью — кровью ее друга. Как же бедняжке сейчас тяжело!

— Кристина, вы как? В порядке?

— Да, да, спасибо. Со мной все хорошо…

По голосу поверить ей было трудно. Роб искал сочувственные слова — он просто не знал, что еще сделать. Однако Кристина будто не замечала его попыток. Она говорила резко, отрывисто, словно с трудом сдерживая эмоции.

— Вы улетаете вечером? Как и собирались?

— Нет, — ответил Роб. — Я получил новое задание и останусь здесь самое меньшее на две недели.

— Очень хорошо. Мы могли бы встретиться? В караван-сарае.

Роб растерялся.

— Да, но…

— Сейчас?

Совершенно сбитый с толку, Роб согласился. Телефон тут же отключился. Свернув налево, Роб быстро поднялся на холм и оказался на суматошном крытом рынке.

Сук представлял собой классический арабский базар того сорта, который быстро исчезает с Ближнего Востока. Со множеством полутемных закоулков, с перемазанными копотью кузнецами, с торговцами коврами, зазывающими покупателей, со входами в крошечные мечети. Солнце бросало похожие на копья тонкие лучи сквозь дыры в проржавевшей крыше. В темных древних закоулках точильщики острили ножи, рассыпая снопы искр в пропитанный запахом пряностей воздух. И посреди всего этого находился самый настоящий старомодный караван-сарай: просторный, прохладный внутренний дворик с кофейными столиками и красивыми каменными аркадами. Место для сделок и обмена сплетнями, место, где купцы торгуются за шелк, а отцы договариваются о женитьбе своих детей, наверно, уже тысячу, если не больше, лет.

Войдя на изрядно забитую народом площадку, Латрелл огляделся, осматривая столики и сидевших за ними. Заметить Кристину оказалось нетрудно. Она была здесь единственной женщиной.

Ее лицо заметно осунулось. Роб сел напротив. Археолог пристально посмотрела ему в глаза, как будто искала там что-то. Роб даже не пытался догадаться, что именно. Женщина молчала, что усиливало ощущение неловкости.

— Послушайте, Кристина, я так… сожалею, что Франц… Я знаю, вы были дружны, и…

— Не надо, прошу вас. — Кристина уткнулась взглядом в стол. Сдерживая слезы, или гнев, или что-то подобное. — Хватит. Я понимаю, вы хотите как лучше. Но хватит.

Она вскинула голову, и Роба смутило выражение ее похожих на коричневые топазы глаз. Глубоких и печальных, прелестных, хотя и покрасневших от слез. Она откашлялась, прочищая горло. А потом сказала:

— Я думаю, Франца убили.

— Что?

— Роб, я была там. Я видела. Возник спор.

Караван-сарай вдруг заполнился шумом крыльев взлетающей стайки голубей. Мужчины потягивали кофе по-турецки, сидя на ярко-красных ковриках. Роб вновь повернулся к Кристине.

— Спор — это еще далеко не убийство.

— Роб, я видела. Его толкнули.

— Господи!

— Именно так. Это не несчастный случай: его сознательно толкнули на подвернувшуюся железку.

Роб нахмурился.

— Вы были в полиции?

Кристина отмахнулась от его слов как от назойливой мухи.