Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть следы борьбы в самом помещении? – крикнула репортерша государственного телевидения.
Анника узнала ее. Насколько ей было известно, она гордилась своим умением выиграть вбрасывание на любой пресс-конференции. Другими словами, считала себя лучшей, когда требовалось перекричать всех и первой задать вопрос.
Комиссар вздохнул:
– Может, мы немного успокоимся и не будем суетиться? Спасибо. Жертву увезли в морг Сольны, судмедэксперты и следователи продолжат работу там. В течение дня мы допросили нескольких человек, находившихся поблизости от дворца примерно в то время, когда наступила смерть. На данный момент у нас нет ни одного подозреваемого, но следственные действия и допросы продолжаются здесь и в других местах. Относительно деталей расследования вроде того, есть ли следы борьбы в аппаратной, я, естественно, не собираюсь распространяться здесь и сейчас. Еще вопросы?
– Как долго подозреваемых будут удерживать во дворце? – крикнула телерепортерша.
Комиссар несколько секунд подождал с ответом.
– Как я уже сказал ранее, – произнес он, растягивая слова, – у нас пока нет никаких подозреваемых. Никого не удерживают во дворце против его желания. Лица, принимавшие участие в допросах в течение дня, делали это добровольно в качестве звена той работы по расследованию преступления, которую они все заинтересованы упростить.
– Свидетели захотят уехать домой вечером или предпочтут остаться на ночь в Икстахольме? – спросила Анника вежливо.
На губах комиссара на мгновение появилось что-то похожее на улыбку.
– Насколько я могу судить, все они выберут остаться во дворце на ночь, – сказал он. – Еще вопросы?
Они, естественно, нашлись. Электронным средствам массовой информации, конечно, требовалось задавать свои один за другим, поскольку их манера спрашивать была невероятно своеобразной и они хотели иметь собственные специфические ответы. В результате Анника стала свидетелем того, как комиссару пришлось повторить одно и то же еще три раза. Сначала в большую и несуразную камеру государственного телевидения, поскольку телевидение важнее радио, а государственное – важнее местного. Затем в маленькую цифровую камеру телеканала Эст-Нютт и, наконец, в микрофон репортера местного радио.
Анника ходила кругами за их спинами и ждала. Когда все они получили свое, она выступила вперед.
– Черт, как же ты промокла, – сказал комиссар.
– Вам удалось связаться с Эссексом? – спросила она. Комиссар вздохнул и достал пачку сигарет из кармана куртки.
– Если хочешь найти Джона Эссекса, надо ориентироваться по визгу малолетних девиц, – сказал он, закурил сигарету и сделал глубокую затяжку. – Естественно, мы сделали это.
– Ты имел в виду его, когда говорил о допросах в других местах?
Полицейский ухмыльнулся в ответ.
– Так что ты скажешь? – сказала Анника, – Он подозревается не более чем кто-то другой.
– Когда ее нашли?
Комиссар посмотрел на нее, выпустил изо рта струю дыма:
– Я не могу этого сказать.
– Значит, прошло немало времени, прежде чем вы приехали сюда?
– Лучше бы ты не писала этого, – сказал полицейский.
– Расскажи тогда.
Он вздохнул:
– В центр экстренной помощи сообщили о неподтвержденном смертельном случае. Ее нашли сразу после шести, патрульная машина была здесь два часа спустя.
– Достаточно времени, чтобы все участники событий смогли согласовать свои истории, – констатировала Анника.
– Ничего подобного мы не заметили, – сказал полицейский.
– Откуда нацистка Ханна взяла свой украшенный орнаментом огромный револьвер?
– Ты, как обычно, хорошо подготовилась, – заметил он. – О чем тебе еще известно?
– Помимо оружия? – Анника пожала плечами. – Кто-то из двенадцати, возможно, и есть убийца?
– А может, он пробрался через озеро, – сказал комиссар, веселые искорки играли у него в глазах.
– Конечно, – буркнула Анника. – Правительство использует Икстахольм для секретных переговоров о мире именно потому, что убийце так легко проникнуть сюда незамеченным среди ночи…
Полицейский рассмеялся громко, сунул обе руки в карманы куртки, повернулся к ней спиной и направился назад к дворцу с сигаретой, болтавшейся в уголке рта.
«Смейся, смейся, – подумала она с триумфом. – Я пробралась сюда незамеченной через озеро средь белого дня».
– Анника!
Голос долетел от установленного около конного завода шлагбаума. Там под зонтиком стояла Берит рядом с одним из их редакционных автомобилей.
– Что происходит? – крикнула она.
Анника побежала к ней, радостно махая рукой.
– Они не отпускают свидетелей, – ответила она, – но я хочу задержаться здесь еще на время. Ты сможешь забрать меня немного позже.
Берит подняла вверх большой палец, Анника отдала честь и побежала назад к фотографу, оттащила его в сторону.
– Поезжай с Берит, забери машину и устройся в мотеле «Лофтет» во Флене около заправки «Статойл», – сказала она. – Берит приедет за мной немного позже. Я хочу еще пошпионить здесь.
– Что ты собираешься делать?
– Мне надо проверить несколько фактов.
– А конкретно?
Анника повернулась на каблуках, пошла прочь от парковки, миновала колокольню и обогнула Конюшню. Внизу у берега озера Лонгшён находились курятник, прачечная и теннисные корты.
Прачечная оказалась запертой на замок. Анника прислонилась к стене и окинула взглядом окрестности. Дождь почти прекратился, но воздух настолько напитался влагой, что между зданиями висела туманная дымка, давая особую силу летним запахам сырой земли, свежескошенной травы и распустившихся роз.
Она поставила сумку на лестницу, положила рядом с ней закрытый блокнот и села на него, чтобы не намочить брюки. Потом прислонилась спиной к двери. По меньшей мере два автомобиля завелись и покинули парковку. Оставалось только ждать.
«Бывают же такие мамаши. Черт побери. Этого я никогда не прощу».
Она смахнула волосы с лица. Томас вовсе не имел в виду то, что сказал. Подобное порой срывается с языка, когда ты разочарован и зол. Он поймет, что у нее не было другого выхода, и нет ничего странного в его столь бурной реакции. У него хватает проблем на работе. Проект, касавшийся социальных пособий, которым он занимался три с половиной года, требовалось закончить к концу месяца, а он не успел. Кроме того, не знал, продлят ли с ним трудовое соглашение в Ассоциации шведских муниципалитетов после его окончания. Руководство поговаривало о других заданиях, но пока без какой-либо конкретики.
Анника вздохнула, знала, как угнетала Томаса ситуация, когда он ничего не мог планировать заранее. Он не воспринимал ее утешения, не хотел слушать ее аргументы, что есть и другие работы, помимо ассоциации. Когда она показывала ему объявления фирм, ищущих бухгалтеров и экономистов, он только обижался и мрачнел.