«Я приглашу Томаса сюда во дворец на ужин и дам официанту хорошие чаевые», – пообещала она себе, защищаясь от угрызений совести по поводу собственного воровства.

Теперь голова у нее кружилась уже не так сильно, она вернулась назад к деревянному горшку и после секундного колебания позвонила Анне Снапхане. И как раз когда должен был включиться автоответчик, услышала голос подруги.

– Тебя еле слышно, – сказала Анника.

– А ты как хотела? – прошептала Анна и увеличила громкость работавшего на заднем плане радиоприемника.

– Как у тебя дела?

– Трудно дышать, – сообщила Анна усталым голосом. – Как думаешь, можно получить астму за одну ночь?

Анника не ответила, не хотела потворствовать ипохондрии подруги.

– Это так мерзко, – продолжила Анна. – Я вижу ее перед собой постоянно, такое ощущение, словно это моя вина.

– Вот как, – сказала Анника, – но ты же не можешь…

– Не говори мне, что я могу, а что нет. Не ты же сидишь здесь словно какой-то чертов убийца.

Анна стала плакать в трубку. Анника уже пожалела о своем звонке.

– Будем кончать? – спросила она осторожно. – Хочешь, чтобы тебя оставили в покое?

– Нет! – прошептала Анна. – Пожалуйста, не отключайся.

Потом они сидели молча долго, слушали радио.

– Они сказали, когда вы сможете поехать домой? – спросила Анника.

– Нет, просто пообещали отпустить нас, как только побеседуют со всеми. Твой знакомый комиссар здесь, кстати. Он допрашивал меня. Злой, дьявол.

– Ты разговаривала с Мехмедом? – спросила Анника. Ее подруга вздохнула:

– Ты не могла бы позвонить ему и сообщить, что я застряла здесь? Боже, как я скучаю по Миранде.

– У нее все нормально, – уверила ее Анника своим самым ободряющим тоном, наблюдая за парковкой. – Ты можешь разговаривать по мобильному?

– Вообще-то нет. Ты стоишь здесь снаружи?

– Дождь льет как из ведра, я спряталась в теплице. Ты не против поболтать?

Анника слышала, как подруга зашевелилась, сделала что-то с радио, ее шаги эхом отдавались в трубке.

– Немного, пожалуй.

– Ты не могла бы помочь мне чуточку? – спросила Анника. – Я прошлась по автомобилям, которые стоят на парковке, и, по-моему, вычислила большинство из тех, кто находится здесь. Ты не могла бы сказать, права я или нет?

Анна Снапхане рассмеялась устало:

– Ты верна себе. Что ты хочешь знать?

– Хайлендер здесь?

– Ага.

– Мариана фон Берлиц и Карл Веннергрен?

– Йес.

– Мариана – сектантка?

– Когда это ей необходимо. Откуда ты узнала?

– По надписи «Иисус жив» на ее автомобиле. И потом, девица из Катринехольма по имени Ханна Перссон?

– Правильно.

– Что она здесь делает?

Анна Снапхане глубоко вздохнула. Когда она снова заговорила, ее голос звучал чуть более живо, словно необходимость говорить о чем-то обыденном слегка привела ее в чувство.

– Она партийный секретарь у неонацистов Катринехольма. Дебатировала с двумя анархистами в последней программе, дискуссия получилась дьявольски жаркой. Анархисты напали на девицу и на Мишель. У нацистки из носа пошла кровь. Мне и одному из технарей пришлось вмешаться и разнимать их. В результате я заработала царапину на подбородке.

– Почему она осталась после передачи?

– Бесплатная выпивка. Не захотела уезжать. У тебя есть кто-то еще?

– Барбара Хансон?

– Сучка, да, она приперлась сюда, чтобы поглумиться над Мишель, как обычно. Нажралась, конечно, и спала как мертвая еще до полуночи.

– Как относительно Катрин Беллхорн?

– Я разговаривала с ней совсем недавно, она сидит в комнате, расположенной через коридор от моей.

– Некто Себастьян Фоллин?

– Менеджер Мишель, именно он занимается всеми ее контрактами, рекламой и шоу, лекциями и всем таким. Они поссорились вчера вечером, не знаю из-за чего.

– Бэмби Розенберг, актриса сериалов?

– Бимбо-Бэмби, все так, лучшая подруга Мишель, участвовала в записи предпоследней программы и осталась на вечеринку по поводу окончания съемок. Мишель требовался хороший друг, единственное, что я могу сказать…

– Стефан Аксельссон, видеорежиссер?

– Он руководил всем из автобуса. Хорошо знает свое дело, но настоящий брюзга, ворчит непрерывно по любому поводу.

– Ну есть еще ты и какой-то технарь из аппаратной.

– Ага, Гуннар Антонссон. Он любит этот автобус больше жизни.

– Как считаешь, они будут разговаривать со мной?

Анна Снапхане даже рассмеялась:

– Смотря на кого нарвешься. Себастьян – с гарантией. Стеффе – никогда в жизни. Мишель сама плюнула бы тебе в лицо. Она ненавидела «Квельспрессен» после всего того дерьма, которое вы писали о ней, по ее словам, вы ее преследовали. И я почти согласна с ней.

– Ах, подобное она ведь должна уметь терпеть. Она же публичное лицо. Кто двенадцатый?

Анника заметила, что говорила о Мишель в настоящем времени, спохватилась и постаралась взять себя в руки.

– Он уехал, – ответила Анна.

– Как он смог сделать это? Полиция ведь оцепила весь остров.

– Он уехал рано утром, еще до того, как нашли Мишель.

– Вот как? И кто это был?

Анна со свистом втянула воздух ртом.

– Ну, – сказала она, – это же все равно всплывет рано или поздно.

– О чем ты говоришь?

– Это же останется тайной до того момента, как передача выйдет в эфир. Он играл наверху в музыкальном зале главного здания, поэтому другие гости так и не увидели его. Джон Эссекс.

У Анники чуть не перехватило дыхание от удивления.

– Да ладно тебе. Это правда?

– Ага, а какая девчонка у него, мы прямо слюни пускали все вместе.

– Ты серьезно? Как вам удалось заполучить его в Икстахольм?

– Благодаря Карин, конечно, ее бывший муж – продюсер их группы. Ему отводилась роль главной звезды программы.

Анника даже встала, в такой восторг пришла.

– Это просто невероятно, – сказала она. – Джон Эссекс был в Икстахольме, когда Мишель убили, и сбежал еще до того, как ее нашли.

– Вся группа уехала еще в девять вечера, но Джон остался и пил с нами. Я видела его перед часом ночи, но не знаю, когда он отчалил. Возможно, задолго до того, как она умерла.