Арнольд пожал плечами:

– К счастью или к несчастью, но теперь это ваша задача, а не моя. Единственное, что в моих силах, – не дать вам повесить убийцу после того, как вы его схватите. Так что все в ваших руках.

– И вы об этом не жалеете?

– Не жалею, – спокойно согласился доктор Арнольд.

– И все же я не понимаю, как вы можете так легко умыть руки, – сказал Г. М., внимательно изучая внутренности своей трубки. – Неужели вы не испытываете совершенно никаких угрызений совести? Хотя о чем я – вы отлично знаете, кто может быть вам полезен, а кто – нет. Никакие мысли о сумасшедшем шурине не заставят вас забыть о том, что даже на его смирительной рубашке будет вышита корона. Верно?

– Я восхищен вашей прямотой, друг мой, – сказал Арнольд. По его виду было понятно, что ему противна прямота кого угодно, за исключением его самого. Но он оставался спокойным. – Вы забываете, что – да, так случилось! – я люблю мисс Джудит Бриксгем.

– Да. Я знаю. Потому и сказал то, что сказал. Видите, кое-какие действия от вас все же потребуются. Вы сомневаетесь в душевном здоровье мисс Джудит? Нет. А в душевном здоровье мисс Изабеллы?

– Да как вы смеете! – воскликнула Изабелла.

– Тише, тише, мадам! Итак! Вы сомневаетесь в душевном здоровье мисс Изабеллы? Нет. Вычеркиваем из списка подозреваемых двоих. Только двоих. Если вы не желаете помочь нам – разумеется, не выходя за рамки своей профессии, – нам придется предпринимать дальнейшие шаги самостоятельно.

Арнольд внимательно смотрел на Г. М.:

– В настоящее время я ничем не могу вам помочь. Я не вправе делать какие-либо заключения, не проведя тщательного личного опроса подозреваемых. Но, не касаясь никого больше, хочу сказать, что лорд Мантлинг всегда представлялся мне в высшей степени разумным человеком.

– Понятно. – Г. М. вскинул брови. – У меня все. Я хочу посидеть и подумать. Продолжайте, Мастерс.

Мастерс начал допрос в своей обычной, вежливой и дотошной манере. Это был его любимый прием: изобразить из себя мальчика на побегушках, собирающего информацию для мудрых голов, подождать, пока жертва потеряет бдительность, а потом вцепиться ястребиными когтями. Он долго приглашал Изабеллу сесть, на что она не соглашалась до тех пор, пока он не принес стул из столовой. Комната, казалось, гипнотизировала ее. Ее водянистые глаза не останавливались ни на секунду. Они перебегали с одного предмета на другой, возвращались обратно. Не объяснив причин, Мастерс отказался перейти для проведения допроса в другое место.

– Надеюсь, вы понимаете, – начал он задушевно, – что мы должны чисто формально снять показания у всех свидетелей? Да. Итак, доктор, начнем с вас, если вы не возражаете.

– Чтобы иметь возможность допросить мисс Бриксгем в мое отсутствие? – резко спросил Арнольд.

– Мы не причиним ей вреда, сэр. И, кроме всего прочего, вы ведь врач, а не адвокат. Верно? Пожалуйста, кратко опишите мне, чем вы занимались сегодня вечером…

Впервые на лице Арнольда заиграла искренняя улыбка.

– Бог с вами, инспектор, – сказал он. – Я не убивал беднягу. И Джудит тоже не убивала. Я стараюсь совершать как можно меньше глупостей, и, поверьте, я не такой дурак, чтобы рисковать собственной шеей. – Казалось, он был немного удивлен. Он не ожидал, что Мастерс, поначалу державшийся в стороне, будет так вежлив.

Речь Арнольда была такой гладкой, будто он все заранее записал на бумагу. Случайно взглянув на себя в зеркало, он, не задумываясь и не прерываясь, поправил галстук, одернул пиджак, смахнул с его белой поверхности невидимые пылинки. После ужина он, вместе с Джудит Бриксгем присоединился к компании, направляющейся в театр «Хеймаркет». Пьеса? «Десятиминутное алиби». Около одиннадцати они вышли из театра, вместе с еще тремя членами их компании решили поехать в клуб на Регент-стрит. Там они немного выпили, потанцевали. В двадцать минут двенадцатого они вышли из клуба, взяли такси. Из-за тумана такси ехало медленно, и домой они смогли попасть только около полуночи. После того как Арнольд, которого Мастерс почти не перебивал, закончил, инспектор вежливо выпроводил его из комнаты. Как понял Терлейн, его желание остаться и поддержать Изабеллу было во многом напускным. Арнольд с видом победителя удалился, и Мастерс взялся за мисс Бриксгем.

– Мадам, – задушевно сказал он, – прошу вас, не расстраивайтесь из-за того, что нам пришлось остаться в этой комнате. Здесь нет ничего, что могло бы вам повредить.

– Я знаю, что веду себя глупо. Не понимаю, что со мной такое. Кажется, будто все вокруг изменилось. – Она разжала кулаки, снова сжала их. На запястьях образовались острые впадинки. – Вчера, два часа назад, я бы не поверила, что могла бы чувствовать себя так, как сейчас. Я в первый раз в жизни нахожусь в этой комнате. Мне было три года, когда умер мой отец. В 1876 году. Если я и была здесь, то все равно не помню. – Ее тусклые глаза, бегавшие по комнате, вдруг остановились на Мастерсе и вспыхнули. – О чем вы хотите меня спросить?

– Мадам, после того как Бендер удалился в эту комнату, вы решили уйти из столовой?

– Да. Я не могла там находиться. Гай тоже ушел. Сказал, что ему скучно. Скучно! Только подумайте!

– Куда вы пошли после того, как вышли из столовой?

– Наверх, в свою гостиную на втором этаже. А что?

– Это для протокола, мадам, – сказал Мастерс и широко улыбнулся. Терлейн заметил, что Г. М. пытается привлечь внимание Мастерса, изображая – «интересно, почему я так решил?» – страшного серого волка в засаде. – Нам приходится задавать такие вопросы. Как долго вы там оставались?

– До тех пор, пока не услышала крик Джудит. Когда… – Она указала на кровать. – Господи, ведь я сама привела его сюда…

– Да, мадам, соболезную. С вами, случайно, не находился кто-нибудь еще? Например, служанка?

– Вообще-то… со мной был Гай.

Карандаш Мастерса, которым он приготовился сделать запись, скользнул по бумаге и почти выпал у него из руки.

– Черт! – сказал он, спохватился и прокашлялся. – Э… понятно. Но не все же время, мадам? Я имею в виду, может быть, он бродил по дому…

Изабелла смерила его суровым взглядом:

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, инспектор, когда говорите «бродил по дому». Он… да, он был очень обеспокоен, когда пришел в мою гостиную.

– Когда?

– Примерно через полчаса после начала отсчета времени. Где-то в половине одиннадцатого. Я знаю точно потому, что не отрывала глаз от часов. Понимаете, у меня такие часы, – ее палец дернулся в воздухе, – в которых минутная стрелка не двигается до тех пор, пока минута не истечет. Затем она прыгает к следующему делению. Смотреть на это невыносимо. Думаешь, что она никогда не шевельнется, и тут она двигается. Потом пришел Гай. Мы попытались поиграть в шахматы… Мы часто играем в шахматы по вечерам… затем в карты, затем я попробовала читать. Ничего не вышло, и мы стати просто беседовать о происходящем.