Николай Асеев вскоре опубликовал стихи:

О том же писали стихи Алымов, Третьяков, Бурлюк[87]. Третьяков вспоминал: «Японское население Владивостока вышло на улицу торжествовать победу. Прачечники, парикмахеры, часовщики и тысячи японских проституток шли… по улице, дома которой были утыканы японскими флагами цвета яичницы — белое с красным диском… Мы тряслись от гнева, беспомощности и мести. Многих твердолобых советоненавистников в этот день японцы научили верности своей стране».

То же творилось в других городах; в Спасске был ранен Фадеев. Всего погибло до семи тысяч красных бойцов и мирных жителей. Во Владивостоке японцы схватили руководство военного совета — Сергея Лазо, Алексея Луцкого[88], Всеволода Сибирцева. Здесь мы подходим к другому загадочному сюжету, связанному с Лазо, — к его гибели.

По Губельману, японцы в конце мая доставили Лазо и его товарищей на станцию Уссури, где в то время стоял белый отряд Бочкарева[89]. Бочкаревцы и совершили казнь: «Первым был сожжен тов. Лазо. Его вынули из мешка и хотели живым втиснуть в топку. Завязалась борьба. Лазо, обладая большой физической силой, уперся руками, но удар по голове лишил его сознания, и он был брошен в топку… С другими товарищами было поступлено иначе: они были пристрелены в мешках, а затем брошены в топку».

Эта версия в советское время стала официальной[90]. История Лазо, родившая глумливые пародии вроде «бьется в тесной печурке Лазо…», а также, возможно, позднейшее выражение «фтопку», была одним из советских героических мифов наряду с казнью Космодемьянской или подвигом Маресьева. Неудивительно, что в перестройку ее стали оспаривать, как и другие советские «жития». Говорили, что в топку того паровоза «пролезет только кошка». Удивлялись, зачем японцы увезли пленников за несколько сотен километров от Владивостока и передали бочкаревцам. Заявляли, что «паровоз Лазо», стоящий в Уссурийске, не тот — серии не «Ел», а «Еа», выпуска 1940-х…

Тут следует прежде всего заметить, что людей в паровозах в те времена действительно жгли (жутко читать про сожженного Джордано Бруно — но это ведь где-то там, в средневековой Европе… Еще более жутко изучать материалы Гражданской: наши соотечественники сжигали друг друга меньше века назад). Газета «Красное знамя», 27 июня 1920 года: «Жители Спасска… заявляют, что калмыковцы и бочкаревцы заживо сожгли в топке паровоза не только уполномоченного Временного правительства в Спасском районе Кустовинова, но еще и других шесть человек, имена которых неизвестны… Звери-люди сначала жестоко избили свои жертвы, а потом живыми, в полном сознании, бросили их в разведенную топку паровоза… Заживо сжигаемых мучеников изуверы тыкали и поворачивали, как поленья, раскаленными докрасна железными щипцами и кочергами». Есть данные о сожжении близ Спасска в паровозной топке партизанского командира Андреева. Из доклада Спасского комитета РКП(б) от 3 августа 1920 года за подписями Розен-Паспарне и Булыги (Фадеева): «Японцы и белогвардейцы в Спасске убили до 30 чел. Так, например, в последних числах июля было снято с поезда и сожжено в паровозной топке неизвестных два человека…»

И уж, наверное, тогда люди представляли себе размеры паровозной топки. Если бы сжечь в ней человека было технически невозможно — вряд ли эти рассказы появились бы. Лазо вполне могли убить именно таким способом. В это поверить куда проще, чем в его поход на Русский.

Что до паровоза «Ел-629», установленного в Уссурийске на проспекте Блюхера[91], то путаница с его серией — недоразумение: при очередной покраске этого памятника маляр случайно превратил букву «л» в «а»[92]. Размер шуровочного отверстия топки — 350×550 мм, колосниковой решетки, где сгорает топливо, — 2746×2191 мм, минимальная высота топки (со стороны будки машиниста) — 1645 мм. То есть человек влезет.

Передача пленников бочкаревцам тоже объяснима: вскоре после выступления японцы были связаны новым мирным соглашением. Отпускать арестантов не хотели — и покончили с ними чужими руками, вдали от Владивостока.

Партию паровозов серии «Е» Россия заказала в Америке еще в Первую мировую. Согласно рассказу преподавателя Приморского института железнодорожного транспорта (Уссурийск) Сергея Бойчуня, о том, что Лазо сожгли именно в паровозе «Ел-629», сообщил в 1927 году кочегар, ставший свидетелем гибели большевиков[93]. По номеру паровоз в 1949 году опознали на станции Маньчжурия, а в 1960-х доставили в Уссурийск, где Бойчунь приводил его в порядок. Топка, говорит он, «специально сконструирована, чтобы в нее можно было залезть человеку. Это связано с технической необходимостью. Все помощники машиниста через это проходили, и я в том числе»[94].