Этой темной ночью Нонна устроила спиритический сеанс. Разложила лист ватмана, на котором по окружности были выведены буквы и цифры. Вокруг листа — несколько полыхающих свечей. Она нагрела блюдце над пламенем и забормотала горячечным шепотом:

— Я — медиум, медиум, вызываю духа… Я — медиум, медиум, вызываю духа.

Установив перевернутое блюдце в середине листа, Нонна кладет два пальца — средний и указательный — на дно. Тарелка чуть сдвигается с места, и Нонна требовательно вопрошает:

— Скажи, дух, ты здесь?

В недрах квартиры раздается скрип и глухой стук. Точно, он здесь! По правилам надо бы поинтересоваться, чья это душа пришла на зов, но нет времени.

— Скажи, дух, когда Федя вернется к Нонне?

Пальцы Нонны дрогнули над блюдцем. Глаза широко распахнулись навстречу своему ужасу Сейчас она узнает окончательно и бесповоротно, когда же мужчина, причинивший ей столько страданий, приползет из Америки на коленях, ободрав их до крови. Блюдце совершает резкий вираж к букве «Д»! Рот Нонны приоткрываются, готовый к самопроизвольному крику. Затем «У». С плеч Нонны падает наброшенная кофта. Буква «Р». И… в этот момент раздается отчаянный вопль Араксии Александровны:

— Не-е-е-ет!

— А-а-а! — это уже Нонна кричит от неожиданности.

— Не тот лунный день! Сегодня нельзя вызывать духов! Они не уйдут!

Но дочь не отрывает пальцев от блюдца, словно прилепилась к нему, а на ватмане вырисовывается последняя буква — «А». Араксия Александровна хватает тарелку, и та с глухим треском лопается в ее руках. Теперь уже обе женщины кричат от ужаса.

_____

Нонку всегда восхищали случайные встречи тайно влюбленных, думающих друг о друге и не решающихся открыться, внезапные, необъяснимые порывы сдать билет и тем самым уберечься от авиакатастрофы, неожиданные совпадения слов, которые собеседники произносят одновременно. Но если б она только знала, с чем совпал их с матерью ночной дуэт, этот удвоенный вопль, который переполошил весь дом! Да так, что приходили соседи, узнать, не нужна ли помощь?

На другом конце города, в доме нувориша Борюсика, в той самой комнате, над той самой кроватью, где они с Сонькой занимались любовью, рухнул потолок. Со всей лепниной, уже водруженной Сонькиными работягами, с частями перекрытий, с грохотом землетрясения.

В свою очередь, этот грохот воплотился в настойчивый и беспощадный звонок телефона в Сониной квартире. Она как раз глядела пряный сон с участием президента и с собой, разумеется. Спящий рядом Жорик, нервно размахивая руками, отгонял невидимых противников и приговаривал: «Бездарно, бездарно…»

Соня схватила трубку и кроме срывающегося на лай крика Бори не разобрала ничего.

— Что случилось? Толком объясни, — зевнула она, свободной рукой ласково успокаивая метущегося супруга.

Боря объяснил.

— Что?! — заорала Соня гораздо громче Бори.

Так быстро она еще не собиралась. Черт! Что там могло случиться? Все ведь было в порядке. Они закончили уже первый этаж, работали на втором. Причем без эксцессов, без запоев работяг и обычных капризов заказчика. Боря вел себя по-джентльменски, в работу не совался, не бегал с отвесом проверять гладкость стен. Вот уж если не везет, так по-крупному.

Соня пытается поймать машину и недоумевает, почему автомобили, которым она голосует, притормаживая, чтобы подобрать пассажирку, не останавливаются, а, поравнявшись с ней, набирают скорость и уезжают прочь. Наконец, уже поймав машину, садится и выдыхает:

— В Озерки.

Водитель кивает, не глядя на пассажирку:

— Вы пальто наизнанку надели, а еще у вас чепец на голове.

Соня осматривает себя, потом хватается руками за голову и под кружевным чепчиком старинного образца нащупывает бугорки бигуди.

— Чепец старинный, остался от пиковой дамы, — пытается отшутиться она.

Юлино утро тоже началось со звонка. И это была Овчарка. Вечно бодрая и бдительная.

— Юля, добрый день.

Пытаясь разлепить веки, Юля взглянула на часы — блин, полдевятого утра.

— Добрый, — простонала она.

— И где вы? — требовательно, как прокурор, спросила Евгения Евгеньевна.

— Я?

Юля оглядела спальню.

— Дома…

Овчарка ехидно хмыкнула:

— Хорошо, Юленька, что я застала вас дома. Вы срочно нужны. Срочно, слышите?!

— Я не могу срочно. У меня водная аэробика, — простонала Юля. Она всегда трудно вставала по утрам.

Но Овчарка чеканила слова:

— Юля, срочно! Для вас это выдающаяся возможность проявить себя и положить начало самостоятельной коллекции.

От неожиданности Юля свалилась с кровати:

— Врете?

— Вам надо срочно ехать в Мариинку и снять мерки с Александровой.

Под кроватью Юля нашла гантели от какого-то давнего сожителя и пустую винную бутылку.

— Кто это, Александрова?

Бутылку откатила, а за гантели взялась. Давно хотела заняться утренней гимнастикой. Лежа на ковре и подперев щекой трубку, Юля сгибает и разгибает руки с гантелями. Но разве даст Овчарка воплотить мечту? Она неумолима, когда дело касается дома «Воропаев».

— Александрова — прима-балерина, звезда нашей труппы. Капризная, склочная старуха, которой давно пора на пенсию, а она все пляшет — карга каргой. Ей нужно платье к премьере Хофмайстера.

Юля встает, роняя гантели.

— Какой Гофмейстер? Кто это? Масон?

— Почему масон? Что там у вас за грохот? Не масон, а знаменитый балетмейстер. Впрочем, вам это все равно. Завтра у них прием по случаю премьеры. И эта старая мерзавка позвонила в шесть утра, решила платье у нас заказать. Губительница талантов… Эта дурища ненавидит всех модельеров и называет их портнихами. Представляете, Юля?! Невзирая на пол! Представляете, Воропаева назвать портнихой!

Юля искренне удивляется:

— Ну, портниха и портниха, а что такого? А зачем мне ей платье-то шить, раз она такая сволочь?

В голосе Овчарки слышатся уже нотки истерики:

— Неужели не ясно?! Госпожа Александрова — очень ценный клиент для нашей фирмы!!! Вы представляете, что значит заполучить саму Александрову?

— А можно, я сначала синхронно сплаваю, а потом в театр для вас сгоняю?

Евгения Евгеньевна кусает кроваво-алые губы от фирмы Л’Ореаль — чтоб не прибить эту мерзкую девчонку, не обругать последними словами, не уволить сегодня же. Она стоит между портретами обожаемого Воропаева и ненавистной Ларисы и вынуждена быть сдержанной. Кроме этой ленивой негодяйки никто не придумает и не сварганит платье для Александровой. А если никто не сделает, репутации дома «Воропаев» будет нанесен ущерб. А этого Евгения Евгеньевна допустить не может. Она влюблена в красавца Воропаева, ревнует его ко всем подряд и потому всех же и ненавидит. В особенности Ларису Артемьеву — эту акулу капитализма с лицом боттичеллиевской Венеры. Ненавидит не за лицо, а за то, что, будучи ее, Евгении Евгеньевны, ровесницей, она закрутила когда-то роман с молодым Воропаевым, который был чуть старше Юльки. Закрутила походя, между прочим, а затем так же между прочим и бросила его, хотя денег на модельный дом отвалила. Тоже как-то легко и между делом. А ее, Евгению, Воропаев фамильярно звал Евгешей и трепал по щеке. И теперь она собрала всю свою волю в кулак, чтобы не обрушить на младшую Артемьеву ответственность за свою любовную драму.