Так что я с порога был лишен мамой велосипеда на месяц, но потом пришел папа и смягчил наказание до одной недели, со строгим условием, что я буду кататься исключительно по городу. По окончании этой нескончаемой недели я первым делом проведал свою волшебную поляну, убедившись, что трава не примята и нет никаких следов пребывания кого-нибудь.

Казалось бы, поездки по городу не должны были сулить никаких неприятностей, но приключения с велосипедом стали преследовать меня один за другим. Первое стряслось прямо в центре города, когда с велосипеда украли золотник. Эта такая маленькая штучка на колесе, через которую закачивается в шину воздух. Как-то в полдень я остановился возле пулпулака попить воды, положив велосипед на землю. Мальчишка, крутившийся рядом, присел возле него и стал вывинчивать золотник. Я вначале остолбенел от такой наглости, а когда пришел в себя, воришка уже дал деру. Я преследовал его добрых полчаса не хуже гончей собаки. Крутившаяся в голове фраза «мал золотник, да дорог» придавала дополнительный импульс. Мальчишка неплохо бегал, но мои ноги, окрепшие от постоянного кручения педалей, оказались выносливее, и в итоге где-то на окраине города, когда я уже вот-вот должен был его нагнать, воришка на ходу выбросил золотник. Я счел за лучшее подобрать его и прекратить преследование, так как почти выбился из сил. Тяжело дыша и рассматривая крохотную металлическую трубочку с маленькой дырочкой, я с запозданием вспомнил о велосипеде, валявшемся на земле в центре города. К чему мне золотник, если велосипед уже украли?! В этот день меня стоило бы выставить на соревнования по бегу на дальние расстояния. Велосипед, слава богу, был на месте.

Второе приключение началось вполне безобидно, с того дня, как десятиклассник Гурам похвалил мой велосипед. Всегда изящно одетый, он внушал определенное уважение мальчишкам помладше, как и почти все десятиклассники, которые в наших глазах были состоявшимися взрослыми людьми. Вдобавок он еще играл на гитаре и курил, не таясь ни от кого. Гурам сидел на лавочке, сдвинув модную кепочку набок и небрежно затягиваясь сигаретой, когда я проезжал мимо. Он свистнул и рукой сделал знак, чтобы я подъехал к нему.

– Хороший велик, одобряю, – сказал он, когда я остановился рядом с ним. – Жалко, восьмерит переднее колесо. Ну-ка, слезай!

Он встал, взял велосипед и, перевернув его, поставил на землю вверх тормашками, на руль и сидение. Затем изо всей силы крутанул переднее колесо и стал всматриваться, прищурив один глаз.

– Ну да, – удовлетворенно процедил, затягиваясь сигаретой в уголке рта и выпуская дым из носа. – Бьет восьмерку, видишь?

Я, сколько ни всматривался, не мог заметить никакого биения, колесо вроде бы ровно крутилось. Или нет?

– Нельзя так ездить, нагрузка на подшипник идет, полетит рано или поздно, физика, – заявил Гурам. – Давай откручивай колесо. Ключ для спиц есть? Тут делов на пять минут.

Я достал гаечный ключ, и мы вместе открутили переднее колесо. Гурам сел на лавочку, зажал между коленями колесо и стал подкручивать маленьким ключиком основания спиц, пальцем проверяя натяжение, как у струн на гитаре.

– Все спицы должны быть одинаково затянуты, понимаешь? У-у, этот вообще не затянут, щас мы его… – бормотал он, священнодействуя над спицами.

Делов оказалось не на пять минут. Он даже послал меня домой за плоскогубцами, так как одна из спиц никак не поддавалась – «прокисла», как он заявил. Постепенно вокруг стали собираться зеваки из мальчишек. Примерно через час он водрузил колесо обратно на скобы, затянул болты и закрутил. Вот теперь я явно увидел, что колесо вращается неровно. Но Гурам был доволен.

– Это была предварительная натяжка. Найдите мне мел!

Несколько мальчишек бросились врассыпную, и скоро ему принесли кусочек известки. Гурам сделал пометки на шине и вновь снял колесо.

– Так, эти надо затянуть покрепче, – бормотал он, отбросив ключик для спиц и орудуя только плоскогубцами.

Он полностью ушел в работу, вспотел, сдвинул кепку на затылок и даже забыл про сигареты. Вдруг одна из спиц со звоном выскочила из основания. Гурам озадаченно покрутил ее в руке.

– Ладно, с этим потом разберемся.

Он еще несколько раз ставил колесо на место, крутил, стирал старые пометки мелом, делал новые и вновь яростно закручивал спицы. Еще одна из них вырвалась из колеса. Я уже давно понял, что происходит что-то неладное, но впал в оцепенение и обреченно ждал финала. Тем временем уже стало темнеть, зеваки разошлись, остались лишь самые стойкие. Наконец Гурам перестал терзать колесо, водрузил его на место и крутанул напоследок. Даже в наступившей темноте невооруженным глазом было видно, как колесо отчаянно вихляет. Гурам удовлетворенно потянулся, смачно сплюнул и достал сигарету.

– Ну, не идеально, конечно, но все же лучше, главное, что все крепко затянуто сейчас. Качество спиц теперь не то, что раньше было, какие-то хлипкие они. Держи, – он протянул мне две спицы, – они, по сути, даже лишние. Но не выбрасывай, пускай про запас будут. Ты хороший парнишка, рад был помочь. Будут еще проблемы с великом, обращайся.

Он ушел, а я, проклиная себя за безвольность, со слезами на глазах поплелся домой с покалеченным велосипедом. О том, чтобы на нем ездить, не возникало даже мысли, и я, помучившись пару дней, пошел каяться папе. Он обещал в выходные заняться велосипедом и в субботу, провозившись полдня, вернул колесу первоначальную форму, даже приделал «лишние» спицы на место.

Третье приключение, если это можно так назвать, скорее трагедия, приключилась осенью, когда я возвратился из пионерского лагеря. Тетя сказала маме, что пару недель назад у Сарика украли велосипед и что он хоть и не подает вида, но сильно переживает. Мама предложила, чтобы я давал ему поездить, но я и сам уже об этом подумал. Я так и не обзавелся новыми друзьями с тех пор, как Сарик стал сторониться меня. Я представлял, как предлагаю ему велосипед и он обнимает меня и прижимает к себе, как часто делал раньше.

Я не стал засиживаться над домашними заданиями и покатил к Сарику – сказать, что он может в любой день приходить покататься. Но меня ждало сильное разочарование. Сарик выслушал меня и сказал, что у него сейчас другие интересы, не до великов. Он еще что-то говорил, но я чувствовал, что он только хорохорится и гордость не позволяет ему снизойти до предложения младшего брата. А может, просто ему было стыдно от того, как он со мной так обращался, когда у меня еще не было велосипеда. Мне же родителями было велено никогда не оставлять велосипед в подъезде, а каждый раз запирать в подвале, даже если я забегал домой ненадолго перекусить или прихватить бутерброд с собой. Но, видимо, так было суждено, чтобы я лишился своего любимого велосипеда.

В тот день я пришел из школы и разогревал себе фасолевый суп из холодильника, когда позвонила мама с работы и сказала, чтобы я не ходил в подвал, так как папа утром обнаружил, что замок ночью взломали. И что мне не стоит расстраиваться: папа уже сходил в милицию, так что велосипед скоро найдут. Мама старалась говорить обыденным голосом, и до меня не сразу дошел смысл сказанного. Потом я, бросив трубку и перепрыгивая через ступени, кинулся вниз, на первый этаж, а затем еще ниже, в подвал. Кольцо, на котором держался замок, было с корнем выдернуто из деревянного косяка и валялось вместе с замком на земле. Я вошел в полутемное помещение и включил лампочку, свисавшую с потолка. Стоящие на полках ровными рядами банки с различными вареньями и соленьями весело отсвечивали стеклянными боками, из погребка с картошкой тянуло сыростью.