Шестаков задумался. Он представил себя выходящим из Юриного «Опеля» на глазах петуховских «африканцев». Сейчас уже точно не вспомнишь, но, кажется, они с Юрой даже руки на прощание пожали… Мда-а… Остается только радоваться, что сразу не прибили…

– Давай я тебя домой отвезу? – предложила Татьяна.

– Давай. Только… Подожди, я тут несколько слов черкну. Себе, для памяти. – Миша открыл свою заслуженную черную папку.

– Черный список? – засмеялась Петухова. – Обидки записываешь?

– Не… – Он тоже попытался улыбнуться разбитыми губами. – Мысль пришла интересная.

– Может, ты роман пишешь?

– Может, и пишу.

Около дома Шестаков задумчиво спросил Петухову:

– А почему ты мне поверила? Я же мог оказаться коварным вражеским агентом из «Петер-экстры»?

Татьяна посмотрела на него долгим взглядом:

– У меня интуиция, – веско ответила она.

«Интересно с бабами работать, – решил Шестаков, устраиваясь поудобнее перед телевизором. – Это мы, мужики, вначале башку проломим, потом подумаем. А вот у них, гляди ж ты, – интуиция…»

Около двенадцати ночи в квартире Шестакова раздался телефонный звонок. Звонил радостный Мухин. Как всегда, он орал, как с другого края земли:

– Мишка, привет! Как дела?

– Средней хреновости, – прошипел Миша разбитыми губами.

– Приезжай скорей, мы тут с твоими бывшими колегами пивка купили…

– Да иди ты со своим пивом… – У Шестакова не было сил, чтобы хорошенько послать Толика.

– Ты что – спишь уже? – От его довольного голоса, казалось, через трубку несло пивом и рыбой. – Ну, ладно, спи. Я только хотел сказать… Поставь кружку, это моя!!! – крикнул Мухин кому-то в сторону. Миша от злости чуть не швырнул трубку. – Короче, выяснил я, что ему примерещилось!

– Кому, черт тебя дери?

– Ну, утром, забыл, что ли? Славке Постникову, машинисту!

– Ну? – Губы сильно саднило, а во рту, даже после полоскания, оставался противный вкус – как будто жуешь консервную банку.

– Великая сила искусства! Не поверишь! Мужика он увидел! С топором! Точно, как в фильме «Сибириада»! Помнишь? Ну, ладно, спи, не буду тебя отвлекать! Спокойной ночи!

– Пошел ты… – любезно отозвался Шестаков.

Попивая кислое литовское пиво, Саша мутно смотрел в окно. Поезд сильно раскачивало, локоть то и дело соскакивал со столика. «Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда…» – назойливо вертелось в голове. Эх, давно уж все не так. И провожают теперь команду, как правило, в аэропорту, и встречают, как сейчас, с поезда. Раздолбанный за тридцать лет болтания по океанам «Забайкал-Кобылин» трусливо отсиживается в иностранных портах, на родину и нос не кажет. Знает, что если хоть раз появится – никто его уже никуда не выпустит. А в металлолом – кому охота? Эх, стыдно и говорить: как раз к трехсотой годовщине наш родной флот, похоже, решил окончить свое существование.

Саша смотрел в окно и пытался вызвать в памяти хотя бы детскую тоску по любимому городу. Какой-нибудь особо щемящий душу скверик? Или триста шесть мальчишеских шагов от дома до школы по дороге, где знакома каждая выбоинка (благо и асфальт там никогда не меняли)? Нет, не получается. Да и не надо, наверное, гнать тоску. Этот каменный оборотень все равно окажется страшней и красивей, чем ты его себе представляешь. А уж сейчас – когда каждый день что-то меняется… Сколько там перекопали-переименовали, продали и пропили в нашей суровой северной столице? Приедем – узнаем.

Особый шарм предстоящей встрече прибавляло и не случайно выбранное место для рандеву. В результате длительных прыжков и гримас родного пароходства команда прибывала в Питер из Румынии. А следовательно, на Варшавский вокзал.

Нет слов, очень приятно стало прилетать в город на Неве самолетом. Особенно в международный, «Пулково-II». Или морем – из Швеции или Германии, на пароме, – гордо профланировать по серым мраморным лестницам Морского вокзала, выйти к павильонам «ЛенЭкспо». А потом с ветерком – на авто по Большому проспекту Васильевского острова. Вполне по-европейски.

А вот если прибываешь на какой-нибудь пятьдесят-занюханный путь Варшавского вокзала, где и платформы-то человеческой нет, и дым отечества – сразу в нос, и люди – родные-родные, не очень бритые, с недельным перегаром и «беломориной» в зубах… Совсем другой коленкор.

Из соседнего купе неутомимая Лайма Вайкуле уже двадцатый раз сообщала о том, что «вышла на Пикадилли». Опухший стармех, лежа на верхней полке, немузыкально насвистывал свою любимую, про «где-то далеко, очень далеко идут грибные дожди». И снова в тысячный раз Саша представлял сырой темный лес с бледными зарослями поганок.

До Питера оставалось часа полтора езды. «Дед» еще раз упомянул про «созрели вишни, наклонясь до земли», шумно почесался и спросил в потолок:

– Вот кто угадает, чего я первым делом на берегу сделаю?

Формально говоря, команда находилась на берегу уже вторую неделю, но стармех под «берегом» имел в виду, конечно, дом. Особого интереса к действиям «деда» «на берегу» никто не выказал. И не странно. Тема «Кто что с кем где будут делать» была обсосана до белых косточек давным-давно. Тем не менее он продолжал:

– С шурином в баню пойду. У нас прям напротив дома, на Гаванской, хоро-ошая банька. Веник возьму, эвкалиптовый, пивка «Балтика», «двоечку»…

– «Четверка» лучше, – лениво отозвался с нижней полки Володя-кок. – А я вот сразу дачей займусь. Фундамент там, забор… Эх, руки зудят – так попахать на фазенде охота!

– А я… – Начал известный бабник и раздолбай Сергеев, но его перебили хором:

– Знаем! Знаем! С порога – в койку!

В купе оживились. Саша с горечью понял, что ему-то сказать и нечего. Никаких особых планов «на берегу» у него не было. Просто устал и хочется отдохнуть. Вот если только…

– Чего молчишь, Самойлов? – Кок с любопытством приподнялся на локте. – Ты что будешь делать?

– А я в ресторан пойду! – злорадно ответил Саша. – От твоих «макарон с мусором» отдыхать буду!

– Ну-у… – разочарованно протянул Володя. – Удивил…

На самом деле, чем ближе к дому, тем больше мыслей кpужилось в голове. Год назад на вопpос «Что делать?» ответ был бы однозначный: пpямо с поpога, побpосав вещи, захватить какую-нибудь особо милую безделушку – и на Каменноостpовский, к бабушке. «Вот, – сказать, – это тебе сувениp с дpугого беpега Атлантики!» И сидеть потом целый вечеp пить чай, тpавить свои моpские байки, вызывая искpенний востоpг и изумление… Да, на кладбище надо съездить. Там небось после зимы все повалилось. От этих дамочек – Иpки с матеpью – фиг дождешься…

…А еще… еще… – уж самая сумасшедшая фантазия – иду это я по Петpогpадской, в плащике своем новом «Montana», ботиночках чеpных, надpаенных… А навстpечу – Света. Одна, без охpаны моpдовоpотной… И говоpит мне: «Здpавствуй, Самойлов», по стаpой школьной пpивычке. И хоpошо так на меня смотpит, сама не улыбается, а глаза смеются. А я отвечаю ей, небpежно так: «Пpивет, Светило! Пошли кофе пить?» – «Пошли», – говоpит она. И под pуку меня беpет… Стоп, пеpебоp, не беpет, пpосто так, pядом идет…