– Может, просто секс? – пискнул режиссер, чем вверг следователя в задумчиво-шоковое состояние.

– Ага, секс! Вот что вы за люди, киношники? Это для вас не отношения? Может, так же думал и этот смазливый тип, ваш Артур. А вот у женщины была иная точка зрения. А потом она узнала, что у него такой же секс с другими женщинами, например? Затаила обиду, решила отомстить, и вот тебе… Но в таком случае это плохо для всех закончится, – заключил следователь, разводя руками.

– Почему? – не понял Савелий. – Съемку прикроют?

– Вот етить твою разъетить! Для вас главное съемки! Тут три трупа! Ревнивая женщина решила наказать неверного и скинуть его в реку, а получилось, что и ее страховка не выдержала. Стоп!.. А не было ли у этого Артура отношений с убитой актрисой Анжеликой Трухановой?

– Да вы что? – икнул Савелий.

– А я задал простой вопрос. Я могу и свидетелей поспрашивать, прикрою вашу лавочку…

– Да было у них, – буркнул доселе молчаливо стоящий оператор и получил в награду от Савелия весьма красноречивый взгляд. – А что? Все равно же узнает, как они голышом в самолете купались и как Анжелика на него вешалась.

– Где купались голышом? – переспросил следователь и получил исчерпывающий ответ. – Ну, киношники… ну твою же мать…

– Хватит вам ругаться! – сделал ему замечание Савелий. – Нельзя же так за глаза о людях.

– Ага! О мертвых либо хорошо, либо ничего. Но у меня еще один вопрос. А видела ли Елизавета, что вытворяет Анжелика с ее любимым?

– Видела, конечно. Она им шампанское разносила, ссорились они с Анжеликой, – снова подал голос оператор и схлопотал второй искрометный взгляд от режиссера, но сделал вид, что не замечает этого.

– Ну вот! Что и требовалось доказать! Похоже, первое убийство раскрыто. А затем Елизавета Малоярцева предприняла попытку убийства Артура, которая закончилась еще и самоубийством по неосторожности, – возликовал Генрих Германович.

Савелий посмотрел на него с неприязнью.

– Вам бы не убийства раскрывать, а детективные романы писать! Фантазия просто бьет ключом. Это же надо было такое предположить, чтобы Лиза взяла и раскроила голову Анжелике топором?

– А что? Силенок у нее хватит, это я успел оценить! Вон она в одну секунду одним ударом здорового мужика с ног свалила. А уж если в такие ручки еще и топор! – многозначительно закатил глаза следователь.

– Да я не о физической стороне дела, а о моральной! – поправил его Савелий.

– А я вам, дорогой вы мой режиссер, знаток тонких материй и человеческих душ, вот что скажу. Нет ничего опаснее и непредсказуемее, чем месть обманутой, ревнивой и брошенной женщины. Просто не у всех женщин есть возможность поквитаться с обидчиками, а в нашем случае Малоярцевой представился такой шанс, и она не могла им не воспользоваться. Мало того что соперница моложе, красивее, она еще над ней и поиздевалась, видимо, унизила ее, вот и получила! Надо будет узнать, где находилась Малоярцева в момент убийства Трухановой.

– Все равно нельзя так огульно обвинять людей в таких страшных преступлениях, – не согласился Савелий.

– А никто и не обвиняет! Вы думаете, как дела расследуются? Это всего лишь рабочая версия, и я вам их могу набросать с десяток. Вот вы, например…

– Не надо мне ваших версий! – замотал головой Савелий, и следователь довольно рассмеялся.

– А найдите-ка вы мне, товарищ режиссер, в вашей большой труппе бродячих артистов… шучу!.. того, кто бы умел читать по губам! Я хочу понять, что прокричала Малоярцева в последний момент, и готов поспорить, что это типа: «Умри же, предатель!» или: «Не доставайся же ты никому!»

– Да вы Шекспира переплюнете! – усмехнулся Савелий. – Никого искать не надо, я сам прочту, я на монтаже уже научился различать, что актер говорит.

– Без обмана? – уточнил следователь.

– Да что вы в самом деле?! – возмутился Савелий. – Словно я тоже подозреваемый!

– Работа у меня такая, я всех подозреваю. Не обижайтесь, – миролюбиво сказал Генрих Германович.

Савелий сел перед монитором, оператор и монтажер сделали все от них зависящее, чтобы вывести на экран несколько размытое лицо Елизаветы. Савелий несколько раз просмотрел один и тот же кадр, следователь все это время терпеливо ждал, куря одну сигарету за другой. Наконец режиссер выключил монитор. Вид у него был уставший и расстроенный, а точнее – растерянный.

– Ну что? – погасил окурок Генрих Германович. – Чего молчим?

– Так вы меня сейчас обвините во всех смертных грехах и сговоре, – почесал затылок Савелий. – Может, я лучше поищу еще кого-нибудь, кто умеет читать по губам, чтобы подтвердить мою догадку?

– Не юлите, говорите, что поняли, – приказал следователь.

– Так в том-то и дело, я расшифровал совсем не то, что вы хотите услышать.

– Я хочу услышать в первую очередь правду! Говорите!

– Она сначала грязно выругалась, а потом закричала: «Пригни голову!» – ответил Савелий и втянул голову в плечи, словно ожидая удара.

– Чего?

– Это все, что я понял, – виновато кивнул режиссер.

– Пригни голову… – задумчиво повторил следователь. – Им что, грозила какая-то опасность? Может, дерево падало?

– Нет, – ответил Савелий, – я был на месте, не было там никаких деревьев.

– Возможно, Малоярцева была пьяна? Ей что-то привиделось? Галлюцинации?

– Она была трезва и сосредоточена. И никогда не позволяла себе никаких излишеств, особенно перед тяжелейшим трюком, – уже более твердым голосом заявил режиссер и в который раз подумал, что его картине, видимо, пришел конец. Он уже получил несколько эсэмэсок от «друзей», смысл которых сводился к тому, что «уж не стал ли он снимать по Достоевскому?». При этом добавлялись комментарии типа: «Ну нельзя же так вот с натуры?»

– Пригни голову, – снова попробовал на вкус это словосочетание следователь. – Не летел на них какой-нибудь валун?

– Они стояли на самой высокой точке скалы, на них не могло ничего катиться чисто физически, – заметил Савелий.

– Ерунда какая-то…

– Ну конечно! Внезапное сумасшествие Елизаветы объяснило бы любую вашу «рабочую версию», – несколько с издевкой ответил режиссер. – Только вам все подтвердят, что это был очень адекватный, серьезный, порядочный человек! Почему я говорю «был»? Катастрофа!..

– Извините, любезные, – подал голос оператор, – я тут кое-что увидел…

– Да? – обратились к нему Савелий и Генрих Германович.

– Вот посмотрите… на лбу у Артура что-то странное. Я приблизил, как смог, и вот что получается.

Оператор развернул им экран и выделил отмеченное место.

Савелий прищурился.

– Не понимаю… Нет-нет, я вижу… что это? Дефект пленки?