Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это действительно ужасно. И что же ты сделал?
Амбер не могла не спросить. Она чувствовала, Роберту необходимо поделиться с кем-нибудь этой тайной.
— Я арестовал его. Наш полковник вел заседание трибунала, лейтенанта признали виновным. Мне было приказано привести приговор в исполнение.
Он говорил короткими, рублеными, исполненными болью фразами.
— Ты хорошо знал этого лейтенанта?
— Нет, он был новобранцем, и мы не были знакомы лично, но я все-таки выбрал путь труса и написал отцу лейтенанта, что его сын погиб смертью героя.
— Ты проявил милосердие. И этот обман не должен тебя беспокоить.
Амбер погладила его по груди.
— Я сказал, что я не знал этого лейтенанта, но дело в том, что я знал его отца, мы вместе заседали в палате лордов. Хороший, порядочный человек. Время от времени наши пути пересекаются, и когда это происходит, этот несчастный человек предлагает выпить за упокой души его геройски погибшего сына. Я пью. Потом, когда я остаюсь один, это меня мучает.
— Ты наказываешь себя за воображаемый грех? Ты слишком хорош для этого мира, как мне кажется. Позволь Господу отделить добро от зла. Это его дело. Даже члену палаты лордов не дозволено присваивать себе это право.
Роберт улыбнулся:
— Тебе никогда не говорили, моя прелесть, что ты очень мудрая женщина? — Он заключил ее в объятия и нежно поцеловал в кончик носа. — У меня такое чувство, что я могу рассказать тебе обо всем.
Его искренность насторожила Амбер. Граф Баррингтон готов доверить Габриелл свои самые мрачные тайны?.. Но ведь сама она настоящая обманщица и никогда не сможет раскрыть ему свои тайны.
— Я никогда не обману твоего доверия, мой майор, — с тихой грустью произнесла Амбер.
— Мое имя Роберт… и возможно… однажды я расскажу тебе, что привело меня сюда, где мне посчастливилось встретить тебя. Мое имя Роберт, но ты называй меня Роб, хорошо?
Эти простые слова пронзили сердце Амбер. Молча она поднялась с постели, потом, секунду помедлив, наклонилась и, нежно поцеловав его в губы, сказала:
— Да, Роб. Я буду ждать тебя завтра ночью.
И словно растворилась в темноте.
Лондон накрыло серым, пропахшим гарью туманом, как грязным, изодранным плащом. Алан Крессуэл сидел в задней части «Зайца и гончей» и, обхватив своими огромными руками кружку пенистого эля, пытался согреться. Если Халл не появится к тому времени, как он осушит свою кружку, придется бросить вызов отвратительной погоде и вернуться в свое жилище.
— А то, что он заплатил мне в качестве аванса, я просто оставлю себе, и пусть все идет к черту, — пробормотал он.
По правде говоря, несмотря на хорошие деньги, ему не нравилось это дело: слишком рискованно было пытаться похитить женщину из такого заведения, как «Дом грез».
Алан уже начал подниматься с грубо оструганной скамьи, когда заметил Халла, который всматривался в задымленное помещение паба. Он махнул рукой, подзывая к себе деревенского олуха. Этот неотесанный парень, одетый с деревенской претенциозностью, раздражал его. Раздражал своей самодовольной улыбочкой и дурацкой уверенностью в собственной значимости, основанной только на том, что какой-то выживший из ума маркиз не придумал ничего лучшего, как отправить этого недоумка со своим поручением.
— Принеси пинту самого лучшего, — приказал Халл служанке и ущипнул ее за зад так, что она вскрикнула.
Он уселся за стол и исподлобья посмотрел на. Алана:
— Что тебе удалось узнать об этом «Доме грез», старина Кресси?
Крессуэл догадался, что Халл выпил уже не одну пинту.
— Я узнал, что в публичных местах нужно разговаривать тихо, — ответил офицер, и в этот момент Эсси с сердитым грохотом поставила наполненную пивом кружку на неровный стол.
Девушка не уходила, ожидая оплаты.
— Расплатитесь за пиво, мистер Халл, — твердо сказал Крессуэл.
Покраснев, Халл бросил на стол несколько монет, которых едва хватало на оплату пива.
— Отвратительное место, — проворчал он и залпом осушил кружку.
Не дав возможности этому деревенщине пожаловаться на качество эля, Крессуэл сказал:
— Кем бы ни была твоя девица со шрамом, она никогда не покидает дом. Жаль, что пьяница-барон не назвал ее имени.
— Если учесть обстоятельства, при которых он ее видел, сомневаюсь, что он смог бы запомнить ее имя, — криво усмехнувшись, произнес Халл. — Вот если бы нам удалось пробраться внутрь…
Крессуэл наклонился через стол.
— У тебя что, здесь совсем пусто? — спросил он, постучав пальцем по лбу. — Туда невозможно пробраться — это верная смерть. Эта девица сама должна выйти из дома. За домом следили. Многие женщины входят и выходят, но ни одной похожей на нее.
Халл грязно выругался и откинулся на спинку грубого деревянного стула.
— Рано или поздно она должна выйти. Ты просто хочешь получить больше денег, не так ли? — сквозь зубы процедил он.
Крессуэл с трудом подавил желание свернуть шею этому безмозглому идиоту.
— Да уж, твоему маркизу придется выложить кругленькую сумму, когда дело будет сделано. По-другому не получится.
При этих словах Халл насупился.
— Одна женщина выходит достаточно часто, всегда в черном и под вуалью…
Халл прищурился и, нервно облизнув губы, ухмыльнулся:
— Хочешь сказать, что это и есть Леди Фантазия?
— Тише ты, — рыкнул Крессуэл и украдкой оглянулся, чтобы убедиться, что на них никто не обращает внимания.
Если хоть словечко из их разговора дойдет до «Дома грез»… о последствиях даже думать не хотелось. Убедившись, что интереса никто не проявляет, он продолжил:
— С чего бы это мадам скрывать свое лицо? Тем более от богатых клиентов… Мне кажется, возможны только два варианта — либо она страшна как смертный грех. — Он выдержал продуманную паузу. — Либо прячется от мужа.
— В этом есть резон. А как мы ее похитим, если не из дома? — спросил Халл.
— В хорошую погоду она выезжает на прогулку мимо Сент-Джонз-Вуд. Ее всегда сопровождает другая женщина, француженка и телохранитель, ветеран Колдстримской гвардии, крепкий мужчина, но с ними мы сможем разобраться, — сказал Крессуэл.
— Да, сможем, — ответил Халл, потирая руки.
Крессуэл понял, что Халл уже предвкушает благополучное завершение дела. Вопрос лишь в том, сколько это будет стоить?
— А эта женщина тебя знает?
Лицо Халла, и так красное, потемнело еще больше:
— Это было довольно давно, и она вряд ли меня узнает.